Экономика

«Капитализм» не для всех: преступный промах российских либералов

«Капитализм» не для всех: преступный промах российских либералов

Создается впечатление, что для нашей либеральной оппозиции прозвучал похоронный марш. Партстроительство так и не увенчалось успехом, инициатива в протестном движении утрачена, но самое главное — у значительной части российских граждан, даже нисколько не симпатизирующих нынешнему режиму, либеральное крыло вызывает не самые хорошие ассоциации. Собственно, свершилось то, о чем еще в начале 1990-х предупреждал наших реформаторов Александр Янов в своей «Веймарской России». Факт остается фактом: реформы пошли не по «Боннскому», а именно по «Веймарскому» сценарию. Итог — рост реваншистских настроений и полная дискредитация в общественном сознании того, что принято называть «демократией» и «рыночными отношениями».

Как мы можем заметить, очевидные неудачи либеральных реформ дали пищу разным экспертам для выстраивания всевозможных теорий относительно неизбежности социалистического возрождения, национализации и возвращения нашей страны на свой «особый путь». Мало того, как и сто лет назад, социалистическая альтернатива «рыночному курсу» преподносится в качестве универсальной панацеи от всех бед, вызванных де западным капитализмом. Дескать, у цивилизации нет иного выбора, кроме как отказаться от рыночной экономики и перейти к плановой модели, отказавшись при этом от «буржуазной» эгоистической морали. России, естественно, отводится в таких проектах роль главного морального авторитета. В принципе, ничего нового. Российские апологеты «особого пути» вновь воскрешают мифологию русского мессианства, правда, используя для этого более современный дискурс.

В этой связи для вменяемой части российских интеллектуалов было бы в высшей степени опрометчиво бросаться наперерез замшелым мессианским проповедникам, выступая против них со стороны либерального лагеря. В исторической перспективе такая позиция не просто бесплодна в практическом плане, но она ошибочна в плане чисто теоретическом, по самой сути вопроса. Дело, собственно, не в том, от кого нужно защищать ценности демократии. Дело в том, что выступая на стороне нынешней либеральной оппозиции, мы защищаем тех, кто на протяжении многих лет осуществлял грубую (и я бы сказал — беспринципную и циничную) имитацию этих ценностей. Выражаясь по-современному, российский либерализм оказался «фэйком». И защищать «фэйк» — задача крайне неблагодарная.

Поэтому необходимо отдавать себе отчет в том, что негативная реакция общества на российских либеральных реформаторов — это не реакция на демократизацию, и даже не реакция на «капитализм» с его рынком и частной собственностью. Это вполне закономерная реакция именно на имитацию демократии, на ее грубую (и в чем-то глупую и гротескную) пародию. И сейчас было бы пустым резонерством пускаться в заумные рассуждения о том, будто народ наш не принял «передовые идеалы», будучи де несостоятельным в ментальном плане или находясь под воздействием какой-то «неправильной» идеологии. Несостоятельной, на самом деле, оказалась российская элита, выступившая под флагом демократизации. Попытка теперь все свалить на общество или загадочные «ментальные коды» русского народа — лишь дополнительное свидетельство ее тотальной социальной безответственности.

Для начала напомню только то, что уже давно обсуждается в прессе. Так, либералы с восторгом — под грохот танковых орудий — приняли ельцинскую конституцию 1993 года, фактически положившую конец парламентаризму и местному самоуправлению. Простейший факт: до этих трагических событий депутаты городских Советов могли спокойно блокировать решения мэров и даже добиваться их отставки. После принятия новой конституции полномочия народных избранников в этом плане были урезаны. Российские либералы, восторженно поддержав разгром парламента, недвусмысленно выступили за авторитарный «порядок» в его нынешнем расхожем понимании. Поэтому не стоит удивляться, что в настоящий момент представительная власть выполняет у нас в стране чисто декоративную функцию, не контролируя ни бюджет, ни принятие решений.

Обратим внимание, что российские либералы увязали «победу демократии» с личностью президента Ельцина, что недвусмысленно отразилось на выборной кампании 1996 года, которую безупречно-честной со стороны самих же поборников реформ назвать никак нельзя. Фактически наши борцы за демократию продвигали все тот же принцип авторитаризма, и потому с большим пониманием восприняли впоследствии ельцинского «преемника», даже не поставив под сомнение подобную комбинацию. Сегодня, обратим внимание, те же либералы напрямую увязывают авторитаризм и зажим свобод исключительно с личными качествами Путина! Не с той СИСТЕМОЙ, которую они сами упорно и в полном сознании создавали, а именно с нравственной несостоятельностью «преемника». Разве это не есть воспроизведение дурной исторической закономерности: все издержки связывать с «неправильным» вождем? Когда-то товарищ Сталин будто бы «извратил» ленинский социализм. Теперь в аналогичном прегрешении обвиняется Путин. Очень знакомый сюжет, прекрасно отображающий ущербный уровень гражданского самосознания самих либералов.

Один красноречивый пример. В «нулевые» нынешний непримиримый оппозиционер Борис Немцов простодушно похвалялся тем, что в свое время, работая в правительстве и будучи в близких отношениях с Ельциным, он «спас» Собчака от тюрьмы. Мол, однажды он убедил Бориса Николаевича оградить светоча российской демократии от прокурорского «наезда». Ельцин якобы внял его просьбам и дал соответствующие распоряжения оставить питерского демократа в покое. Подчеркиваем — в этом признается записной российский либерал! Можно ли после таких признаний восклицать по поводу независимости прокуратуры от распоряжений первого лица? Ведь понятно, что если глава государства может сказать прокурору «фу-у-у...», то с таким же успехом он может крикнуть: «фас!». Не сюда ли восходит генеалогия сегодняшнего «басманного» правосудия, когда законность подменяется интрижками и указами кремлевских распорядителей?

Интересно вспомнить, как в свое время хлопотали за арестованного Ходорковского господа из РСПП. Очень показательный пример! В качестве основного «аргумента» в пользу олигарха было представлено некое замечание Путина, якобы сделанное им в адрес силовиков. Аркадий Вольский публично сетовал на но, что силовики, дескать, не исполняют указаний президента не трогать олигарха. Так осмысливали ситуацию люди, олицетворявшие рыночные преобразования в нашей экономике. То есть фактически воспроизводилась ситуация царских времен, когда воля самодержца была выше всякого закона. Тем самым Путина косвенно назначали на роль неподсудного государя, вольного казнить и миловать по своему усмотрению. Никакой апелляции к закону и правосудию! Принципы правового государства для российской элиты ни стоили и выеденного яйца. Никто из больших людей, занимавших сторону Ходорковского, даже не заикнулся о справедливости или несправедливости выдвинутого обвинения. Главный принцип: а что скажет Путин — накажет или простит? Как смешно было читать публичные челобитные «царю-надеже», исходившие от людей, считавшихся себя по-европейски современными.

Ответ Путина был хоть издевательским по существу, но все же грамотным по форме: «Все должен решить суд. Если невиновен — оправдают». Это был недвусмысленный сигнал нашей элите: коль клянетесь на людях в верности демократическим принципам, то нечего вслух переходить на неписаные правила. А ведь наши большие люди, при всей своей демонстративной «европейскости», и впрямь отстаивали принцип общения с властью исключительно в рамках «понятий». Главное, чтобы царь был «правильный» — «свой» царь. И это — XXI век! Вот вам красноречивый портрет российской элиты, совершенно не изжившей монархические предрассудки. Какие, в таком случае, претензии к народу?

Теперь поставим далеко не риторический вопрос: могут ли носители такого сознания осуществить рыночные преобразования, сообразуясь с принципами современного правового государства? И вообще — реально ли им воспроизвести те достижения в социально-экономической сфере, что имели место на Западе? Лично для меня здесь ответ отрицательный. Я говорю сейчас не об имитации отдельных институтов, я говорю о понимании реальных задач и об искреннем намерении эти задачи решить. Было ли в нашем случае что-либо подобное? Вряд ли.

Обратим внимание, с каким трудом советская партийная верхушка вникала когда-то в необходимость рыночных преобразований, в необходимость отказа от планово-распределительной экономики. Реабилитация частной собственности воспринималась как кощунственное отступление от принципов марксизма-ленинизма, как уступка враждебному капиталистическому лагерю. Трепетное отношение к коммунистическим мифам вопреки рациональности и экономическому прагматизму наглядно характеризует состояние мозгов советских управленцев. Может, им трудно было «объясниться» с народом? Однако в начале 1990-х коммунистическую идеологию демонстративно выкинули на помойку, а возмущение народа было вызвано не отказом от «священных» символов, а реальным ухудшением жизни. Что мешало товарищам из Политбюро за несколько лет до горбачевской перестройки реализовать то, что происходило в соседнем коммунистическом (!) Китае?

Напомним, что реформы Дэн Сяопина начались с приватизации сельского хозяйства, с ликвидацией казарменной колхозной системы! По сути, китайский реформатор замахнулся на самое святое для любого советского коммуниста — на плоды коллективизации! В Советском Союзе коллективное сельское хозяйство было, по сути, той «священной коровой», покушение на которую воспринималось как покушение на суть социализма (что, кстати, абсолютно верно!). Вернуть в деревню «куркуля-единоличника», «кулака» — да что вы? «Разве за то боролись наши деды-красноармейцы?», — мог воскликнуть любой советский патриот. Весь пафос социалистических преобразований полетел бы в никуда. Народ достаточно терпимо относился к мелким городским барыгам, с пониманием подходил к подрядным работам на сдельных условиях, но в земледельце, работающем на свои «шкурные» частные интересы, и явно, и подспудно угадывалось кардинальное отступление от самих основ социалистического уклада. Именно от ОСНОВ! Еще один шаг — и начиналось признание прав сельского труженика на владение землей. А единоличный землевладелец в системе советских оценок был самым ярким олицетворением антикоммунизма. Никого в советском официозе не изображали столь неприглядно, столь гадко, как «кулака» и «единоличника». Такой персонаж — и антисоветчик, и предатель, и «эксплуататор», и бандит-насильник, и трус, и подонок в одном лице.

Примечательно, что по вопросу землевладения народ и партия находили полный консенсус. Однако если на сознание простых советских граждан давила пропаганда, то советская номенклатура и интеллигенция вполне осознанно находили «идейные» оправдания такому положению вещей, когда право на частное владение земельной собственностью либо исключалось вообще, либо признавалось чистой условностью. В этом, кстати, — в принципиальном отказе от превращения земли в самый ходовой частный актив — усматривался главный атрибут нашего «особого пути», преданность которому, как показывает практика, сохраняется по сию пору.

Неудивительно, что опыт китайских реформ не произвел на наших «властителей дум» сколь-нибудь серьезного впечатления. Помню, как в 1980-х поворот Китая в сторону Запада был расценен как уступка капитализму, а ликвидация колхозов даже сейчас многими из нас рассматривается всего лишь как частный пример решения продовольственной проблемы в отсталой аграрной стране. В Советском Союзе, как мы помним, Продовольственную программу пытались реализовать с помощью масштабной мобилизации горожан на колхозные поля. Вопрос о деколлективизации не только не ставился — он, о чем мы только что сказали, был неуместен по чисто идеологическим причинам. На эту тему заговорили только в конце 1980-х, с наступлением эпохи «гласности». Но, к величайшему сожалению, тема приватизации земельной собственности в нашей общественной дискуссии практически никогда не выходила за рамки обсуждения всё той же продовольственной проблемы! Вопрос ставился о том, кто лучше «накормит» страну — фермер или колхозник? В этом просматривается главный признак ограниченности нашего политического сознания. До сих пор российская интеллигенция — включая легион «экспертов» и разного рода теоретиков (не говоря уже о политиках) — не рассматривает массовую приватизацию земли и ОБЛЕГЧЕННЫЙ ДОСТУП к оформлению прав на земельную собственность как главное условие, как фундамент рыночных преобразований как таковых!

В этом смысле китаец Дэн Сяопин оказался намного мудрее целой когорты российских вдохновителей и инициаторов рыночных реформ. «Прораб перестройки» Александр Яковлев в сравнении с ним — просто дилетант, позер и профан. То же можно сказать и о тех, кто конкретно проводил политику массовой приватизации советского имущества, заколачивая (как им наивно казалось) «последние гвозди» в крышку гроба коммунизма. Но это была либо иллюзия, либо лукавство. Основание «совка» по сию пору осталось нетронутым. Неразвитость институтов частной собственности и архаичная правовая инфраструктура — вот реальное наследие социализма, ввергающее нас сейчас в третий мир с его полуфеодальными отношениями и тлеющим массовым протестом, имеющим отчетливые «красные» тона. Не нужно вдаваться в специальный анализ, чтобы признать нашу «демократию» и наш «капитализм» лишь отдаленным подобием того, что есть в развитых странах. Ссылаться в данном случае на нехватку времени для проведения полноценных реформ — глупо и безответственно, поскольку реформы с самого начала осуществлялись при вопиющем игнорировании РЕАЛЬНОГО ОПЫТА становления социально-правовых институтов в развитых странах (что, собственно, и стало причиной их благополучия).

В этом смысле даже коммунист Дэн Сяопин, в отличие от российских либералов, оказался более последовательным в своих действиях, начав реформы с последовательной ликвидации колхозной системы, и лишь потом перейдя к приватизации в производственном секторе и привлечению иностранных инвестиций. Наши реформаторы решили добиться преобразований одним ударом, проигнорировав даже в теории принципиально важные вехи развития социально-экономических отношений на демонстративно обожаемом ими Западе.

Опыт развития социальных и правовых институтов в западных странах недвусмысленно показывает, что способ, применяемый при наделении граждан правами на землю, на много лет вперед определяет развитие экономики. Сам характер доступа к земельным активам четко соотносится с доступом к легальной (подчеркиваю — легальной!) собственности как таковой. Я не буду здесь пересказывать труды Эрнандо де Сото, однако необходимо заметить, что нынешний российский строй полностью соответствует тому, что этот исследователь называл «меркантилизмом» — той системой правовых и социально-экономических отношений, что сложились в странах Латинской Америки в результате проведения там «рыночных реформ», чем-то напоминающих то, что случилось и в нашей стране.

Выход из этого состояния — в создании равного доступа к частной собственности через легализацию земельных активов, находящихся в распоряжении простых граждан, а также путем массовой передачи в собственность свободных земельных угодий. По большому счету речь идет о проведении нормальной ЗЕМЕЛЬНОЙ РЕФОРМЫ. В данном случае наша страна должна пройти тот этап, что прошли развитые страны в борьбе за равноправие. С этого и должно начаться реальное (а не декларативное) искоренение феодальных пережитков.

Далеко не случайно Великая французская революция привела к массовой раздаче церковных земель в собственность простых французских крестьян. В истории США были еще более впечатляющие прецеденты. Вспомним самозахват скваттерами свободных земель на западе страны, их борьбу с правительственными войсками, создание местных законодательных актов, регулирующих отношения собственности, открытая поддержка губернаторами нескольких штатов такой практики. Наконец, вспомним знаменитый американский «Усадебный Акт», по которому БЕЗВОЗМЕЗДНО было выдано в собственность почти 115 млн. га земли. В соответствии с американским «Усадебным Актом» гражданин получал в освоение участок сроком на пять лет. Если в течение означенного времени участок регулярно обрабатывался, владелец получал государственное свидетельство о собственности.

У нас реформы Столыпина ставили ту же цель, когда люди получали свободные земли в Западной Сибири. Как мы знаем, главным содержанием столыпинской реформы было как раз введение частной крестьянской земельной собственности, интеграция крестьян в рыночную экономику. При этом необходимые для указанных целей землеустроительные работы осуществлялись за счет государства. Особо это подчеркиваем — за счет государства! Как заявлял сам Столыпин:

Пока к земле не будет приложен труд самого высокого качества, труд свободный, а не принудительный, земля наша не будет в состоянии выдержать соревнование с землей наших соседей ...

Поразительно то, что этот реальный опыт не привлекает к себе большого интереса ни со стороны представителей власти, ни со стороны наших общественных деятелей. В либеральных кругах Авраам Линкольн, при котором был принят «Усадебный Акт», почитается исключительно как борец с рабством. Столыпина у нас либо почитают как великого державника (со стороны «государственников»), либо проклинают как «душителя» революции (либералы и коммунисты). Суть его реформ интересует немногих. Еще забавнее то, что Дэн Сяопина хвалят не столько за то, что он разогнал колхозы, сколько за то, что, в отличие от Горбачева, он не отказался от авторитаризма и жестко гнул свою линию. В такой искаженной оптике главной ошибкой Михаила Сергеевича считается «раскручивание гаек», а не преданность колхозной системе, на которую у него рука так и не поднялась (и не столько из-за противодействия «реакционеров», сколько из-за отсутствия серьезного понимания такой необходимости внутри самого руководства страны, включая и главу государства).

Стоит предположить, что подобным образом были расставлены акценты и в головах наших рыночных преобразователей. Отсюда — отстраненное отношение к земельному вопросу, сопряженному в их сознании с решением продуктовой проблемы. Учитывая тот факт, что львиную долю продуктов страна начала ввозить из-за рубежа (вспомним хотя бы американские окорочка), земельный вопрос отошел на задний план. Делить производственные активы оказалось намного интереснее (и прибыльнее).

Что мы имеем в итоге? Тому, кто не видит здесь никакой проблемы, отмечу, что практически 75% товарного фонда земли в нашей стране находится в собственности государства и муниципалитетов. Примерно пятая часть земельных угодий приходится на долю «пайщиков», которые физически не могут выделить и оформить свой участок, поскольку государство до предела усложнило данную процедуру. И сделано так, похоже, специально, в шкурных интересах коррумпированного чиновничества. Ведь если доступ к легальному оформлению прав собственности осложнен, то возникает благодатная почва для коррупционных сделок. Осуществить такую сделку, конечно же, может только тот, кто обладает для этого необходимым материальным ресурсом. Поэтому часть паев выкупается за бесценок и оформляется на некие непонятные компании, патронируемые представителями администрации. Выкупленные участки нарезаются и продаются уже по многократно завышенным ценам. Такую картину каждый из нас может наблюдать во многих регионах. К цивилизованному земельному рынку, как мы понимаем, такая практика не имеет никакого отношения.

Еще печальнее выглядит ситуация с работой государственных структур в направлении официального учета объектов земельной недвижимости и законной регистрации земельных отношений. Полного кадастра до сих пор нет. Самое смешное, что у нас никак не могут верифицировать разрозненную информацию отдельных ведомств и создать единую информационную базу земельных активов. Даже региональные власти не в состоянии «выудить» из руководителей муниципальных районов точную информацию о земле и ее владельцах. Ситуация, кстати, немыслимая ни в одной развитой стране. Из-за этой неразберихи у нас год за годом откладывается введение единого налога на недвижимое имущество, который в развитых странах является главным источником пополнения муниципальных бюджетов. Соответственно, в стране тормозится развитие местного самоуправления. У муниципалов нет никакого стимула запускать пустующие земли в легальный оборот, развивать территории, привлекать инвесторов. Гораздо проще — принять патронаж со стороны государства, а вопросы с землей решать исключительно в интересах узкой группы людей (не забывая и себя, родимых). Вот вам и вся демократия.

Спрашивается, куда глядели российские реформаторы, когда решили направить страну в «европейский мир»? Как много в этом плане они переняли от самой Европы? Почти никак. Сравните хотя бы наш земельный кодекс с земельным кодексом Германии, и вам все станет ясно. Похоже на то, что о рынке и капитализме эти деятели судили в духе марксистской идеологии. Именно поэтому они создали такой «капитализм», каким его изображала советская пропаганда. В таком «капитализме» царит беспринципное обогащение узкой группы людей и полное бесправие наемных работников. Здесь нет никаких социальных гарантий, а государство занято исключительно обслуживанием интересов эксплуататоров-нуворишей, купающихся в роскоши. Неудивительно, что даже внешний облик многих российских олигархов будто бы сошел с советских антибуржуазных плакатов. Это — КАПИТАЛИЗМ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ, который вполне сознательно (в чем я абсолютно уверен) насаждали наши реформаторы. Другого капитализма они не знали и думать о нем не хотели.

Совершенно напрасно было бы ждать от этих людей какой-либо российский вариант «Усадебного Акта». Свободный доступ к земельной собственности — как показывает опыт всё тех же развитых стран — бьет по рукам бюрократию и порождает экономически и политически активных индивидуумов, не нуждающихся в государственной опеке. Именно таким путем создается то самое «народовластие», о котором не так давно с откровенным презрением высказался нынешний глава Сбербанка Герман Греф, имеющий репутацию человека либеральных (!) взглядов. Поразительно, что он практически слово в слово воспроизвел известного мракобеса-охранителя Победоносцева (который, кстати, первоначально также числился в либералах!). Сказанное наводит на подозрение, что в планы наших реформаторов совершенно не входило создание «общества равных возможностей». Удачно оприходовав производственные активы, главный стратег рыночных реформ — господин Чубайс — провозгласил создание «энергетической державы». Выражаясь предметно, это было открытым признанием того, что российская экономика развивается в интересах узкой группы лиц, в то время как народ довольствуется подачками с господского стола. Это у нас и стало называться «капитализмом» — «капитализмом» для избранных. Как мы понимаем, коррумпированной власти гораздо удобнее взять под опеку сотню крупных капиталистических «акул», чем многомиллионную «мелкобуржуазную» братию.

Одно непонятно — причем здесь европейские ценности, от имени которых так часто выступают российские реформаторы? Надо понять, что в их устах апелляция к Европе, к Западу — такой же блеф, как и апелляции нынешнего президента к «духовным скрепам» и православию.

16 672
Олег Носков

Читайте также

Культура
Как Россия собой не овладела

Как Россия собой не овладела

В своей новой книге «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России» профессор Кембриджа Александр Эткинд еще раз продемонстрировал, что является по методу своему гуманитарием ярко выражено русским, если исходить из известного тезиса о литературоцентричности России и русской мысли.

Дмитрий Урсулов
Общество
Апология жлоба

Апология жлоба

Если представить себе эталонный бизнес в России — это будет что-то вроде торговли китайскими цветными фантиками ради складывания денег в кипрский оффшор. Основной бизнес-стратегией будет профессиональный GR (goverment relations) в баньке с девочками. Целью его будет добиться для себя льгот, преференций и госзаказов, а для конкурентов — административного или уголовного преследования. Стандартным зачином для русского производства является челобитная царю-батюшке с нижайшей просьбой обложить пошлиной какой-либо импортный товар, дабы поддержать «отечественного производителя» с его «отечественным товаром».

Михаил Пожарский
Злоба дня
Колхозник, продавшийся Кремлю

Колхозник, продавшийся Кремлю

У всех заказчики. Собственного мнения нет, пишут только за деньги.
Ты или «свой» во всем, или тебе заплатили. Цветного мира нет, все черно-белое.
Вот сейчас в России обсуждают чешского президента Милоша Земана, призвавшего Европу отменить санкции.
Насчет сошел с ума думают процентов десять, девяносто склоняются к «купили». То, что у президента Чехии просто может быть свое мнение — не думает никто.

Кирилл Щелков