Политика

Испытание Арктикой

Испытание Арктикой

В отличие от Антарктиды — далекой и загадочной — Арктика куда более близка и обжита. И это понятно. Ведь если посмотреть на макушку глобуса, то мы насчитаем 8 стран, которые телами своими входят в ее неуютную зону. Причем шесть из них — Россия, США, Канада, Исландия, Норвегия и Дания (благодаря Гренландии) имеют выход к Северному Ледовитому океану. Исключительное место — почти три четверти — за арктическим столом досталось России.

Не удивительно, что потребительски, на вкус, именно она (СССР) попробовала континентальную часть холодного пирога прежде других. Еще до войны ценой жизней миллионов лагерных рабов от него начали откусывать никель, кобальт, медь, платиновые и т.д., не считая традиционного золота. О богатствах Крайнего Севера говорят такие современные цифирьки: при том, что доля его население всего 1,7%, зона эта дает около 12% ВВП и около четверти российского экспорта, львиную долю которого составляют нефть и газ.

Однако настоящие «смотрины» Арктики начались с 60-х годов — после того, как раскрылась ее углеводородная сокровищница: с открытием Тазовского месторождения газа в СССР в 1962 году и газонефтяного Прадхо-Бей на Аляске в 1967. Именно нефтегазовая составляющая породила повышенный, если не сказать — ажиотажный интерес не только к ее континентальным, но и подводным недрам. По состоянию на 2009 г. к северу от Полярного круга было обнаружено уже 61 крупное месторождение нефти и газа, 43 из которых находятся в России, 11 в Канаде, 6 на Аляске (США) и 1 в Норвегии. В том же году Геологическая служба США обнародовала исследовательский отчет, в котором даны оценки неразведанных запасов углеводородов в Арктике, которые принято считать пока самыми правдоподобными. А именно: нефти примерно в 90 млрд баррелей, газа — 1669 трлн куб. футов, газоконденсата — 44 млрд баррелей. В нефтяном эквиваленте примерно две трети их приходится на газ. В целом 84% запасов залегают в континентальном шельфе. По совокупности это примерно 13% мировых неразведанных запасов нефти и до 30% газа. При этом более 70% запасов углеводородов в Арктике сконцентрировано в трех бассейнах: 40% — в Западно-Сибирском, 19% — в Восточно-Баренцевом и 13% — в Аляскинском. Самыми перспективными регионами считаются Карское море и море Лаптевых.

Все это поначалу произвело на мировое сообщество сильное впечатление. Настолько большое, что Арктика стала популярной политической темой, объектом бесчисленных международных форумов и юридических дискуссий, переходящих в конкретные территориальные разборки. Вроде спора между Норвегией и Россией из-за участка в Баренцевом море, закончившегося уступкой в пользу Осло (договор Медведева-Столберга, 2010 год). Все заметней становятся и признаки милитаризации Арктики. В общем, блеск легенд о подледных кладах вскружил головы многим. И на этом фоне настоящей сенсацией стал уход ведущих нефтегазовых компаний из американской Арктики..

Обама передумал

Самое свежее сообщение Blomberg на эту тему (от 10 мая с.г.) лишь подытоживает процесс, начатый в октябре 2015, когда было объявлено, что Shell, вложивший в Арктику уже 7 млрд. долларов, уходит из игры. Вслед за ним в разное время последовали ConocoPhillips, Statoil, Eni SpA и др. компании, приобретшие лицензии на разведку примерно 11 тыс. кв. км. акватории Чукотского моря. Ну а началом послужило заявление в октябре 2015 Министерства внутренних дел США о том, что выдача новых лицензий на работы в Арктике прекращается, а сроки выданных и истекающих в 2017 продлены не будут.

Правда при этом туманно говорилось, что мера эта временная, и компании смогут вернуться в будущем.

Что бы это значило? Полагаю, что это тот случай, когда карты легли в комбинации, продиктовавшей поведение, в котором заинтересованы по разным мотивам все стороны. Причем они позволяют изобразить при этом красивую мину: мол, подумали, все взвесили и вняли экологам. Уж очень велики риски, о которых они предупреждают.

Во всяком случае, так решил для себя Обама, озабоченный теперь уже хорошим портретом в истории. Но и компании тоже не сильно упирались: такое впечатление, что они только и ждали повода, чтобы отказаться от прежних установок и планов. О возможности ухода глава Shell Бен ван Берген заявил еще в августе.

В своих мотивах руководители компаний по существу повторяют аргументы, которые высказывают противники арктических прожектов. Во-первых, очень дорого. Себестоимость шельфовой добычи получается в три раза выше, чем при самых дорогих технологиях на суше. Во-вторых (у экологов это — во-первых), слишком велики экологические риски. Их вероятность в экстремальных условия Заполярья (холод, льды, айсберги и т.д.) резко возрастает, а устранимость последствий аварий снижается до 5-15%. Наконец, в третьих, а что такое 90 млрд. баррелей? При нынешнем мировом потреблении 30-32 млрд. их хватит всего на три года. Причем при условии полного освоения, к моменту которого просчитать потребность невозможно.

Понять логику поведения компаний поможет рассказ о собрании акционеров Shell, который я откопал на сайте energypost.eu. Оно состоялось в мае прошлого года — буквально через неделю после получения очередной лицензии на работу в Арктике, в которой Shell присутствует уже лет десять. Оказывается, еще тогда крупнейшие акционеры компании выступили с резкой критикой сделки, требуя ее отозвать. И вот какой довод привел тогда, в частности, один из них, президент Голландского пенсионного фонда ABP Ягс Вилья. Напомнив о чрезмерных климатических и экологических рисках, он отметил, что более-менее разумное сочетание затрат с прибылью возможно лишь при условии, если нефть поднимется на рынке до 80 долларов за баррель. Поэтому он предложил вкладывать деньги в других регионах — скажем, в Бразилии или Австралии.

Бену ван Бурдену и вице-президенту Shell Энну Пакарду тогда удалось настоять на своем. Рассуждали они при этом достаточно абстрактно-патетически: о том, что рост потребности в углеводородах — функция постоянная, а запасы тают. Пакард привел даже такой расчет: если новые источники не будут обнаружены, то ежедневный дефицит нефти к 2040 году достигнет 70 млн. баррелей. Поэтому, чтобы Shell был на плаву, необходимо ежегодно находить дополнительный миллиард баррелей в год.

Но тогда средняя цена нефти была еще 63 доллара. Затем она упала вдвое. Причем с прогнозами весьма пессимистическими. Так не это ли ключ к загадке перемены настроения нефтяников? Просто наступила фаза¸ когда стали зашкаливать все границы рисков. И логика бизнеса вынесла свой вердикт. Но это может означать и другое: что когда параметры изменятся, интерес к Арктике может вернуться.

У России иная логика

Но это по логике бизнеса в либеральной системе, где действуют законы рынка. В российской обители, в которой правят наркобароны от нефтегазовой иглы, все выглядит иначе. Логика мыслей и поведения здесь построена на причудливом переплетении объективных условий и корыстных интересов людей у власти, подсадившей себя и страну на полную зависимость от сырьевой ренты. Естественно, что Арктика как ресурс той одной единственной экономики, за счет которой все кормятся, является сакральной зоной, в которую должны быть вбуханы любые средства — людские и денежные. Особенно денежные, которых в арктической войне столько можно списать и украсть! Не случайно ею просто пропитана Энергетическая стратегия на 2013-2020 годы.

Вот почему официальное экспертное сообщество внушает, что шельфовые проекты высокорентабельные. Вопрос лишь в долгосрочности перспективы, рамки которой не поддаются формализации. Проще говоря, будущее все спишет. Особенно, если при этом Арктика объявляется фактором национальной безопасности. Что, в общем-то, верно в парадигме нефтегазовой наркомании.

При этом для пафосной картинки льется поразительной красоты песня о том, что газпромовский поход в Арктику — это ведь еще и единственный шанс обжить Севера. Это порты, базы, поселки, дороги, заводы, занятость... Наконец, это стимул для технической революции. Читая российские СМИ на эту тему, часто наталкиваешься на сравнение роли Арктики с космосом, а создание платформы «Приразломная» в Печорском море — с полетом Гагарина. Общий мотив опять же ментально российский: развиваться без экстрима, без чрезвычайки мы не можем! Нам обязательно нужно загнать себя на край света или в войну, чтоб что-то изобрести и сделать выдающегося!

Наконец, Арктика стала в последнее время и важным органом патриотического воспитания. Она у нас самая большая! Мы в ней глубже и дольше всех! Мы в нее прорвемся и всем докажем, какие мы крутые! Край отважных! Испытание и романтика молодым! И конечно после слабака Медведева ни пяди льдов больше никому ни отдадим!

Другое дело, что под барабанный бой Арктику не освоишь. А под санкциями, наложенными на углеводородную технику и сотрудничество в этой области, с буровыми не развернешься. Ведь та же «Подразломная» в надводной своей части — это списанная норвежская платформа. А при строительстве подводного кессона и в самой добыче сплошь и рядом использовались иностранные технологии. Без них обещания Сечина начать буровую разведку в Карском море выглядят несколько самонадеянными

А вот какой изумительный ход мысли обнаружился в одной из статей, доказывающей, что добыча в Арктике не может быть нерентабельной даже в среднесрочной перспективе. Все очень просто. Дешевой нефти мало, поэтому очень скоро спрос превысит предложение. А тогда возможны два сценария. Либо цены начнут плавно повышаться, либо, если их искусственно сдерживают, произойдет резкий скачок. Так что беспокоится не стоит. Ждем, и все будет в ажуре.

Правда, при такой линейной логике не берутся в расчет множество обстоятельств, которые все больше искажают аксиому о вечном спросе на углеводороды. Это и электромобили на смену бензина. И электростанции, работающие не на газе, а на альтернативном топливе. И энергосберегающие технологии. И новые химические материалы, заменяющие нефтяное сырье. И сами альтернативные виды энергетики, рентабельность которых подрастает с каждым годом. Да мало ли чего еще сможет сочинить человеческий разум, чтобы избавиться от диктата газпромов и ему подобных саудовскихаравий, которые как мантру повторяю миф о незаменимости своих богатств и вечности своего господства.

И тем не менее

Впрочем, не думаю, что нефтегазовые бароны мыслят горизонтами, о которых вещают. А горизонт заработать на безоблачное будущее нескольких поколений своего рода — вполне скромный, чтобы всерьез не думать о падении спроса.

И конечно же он не исчезнет завтра. Просто в приобщении к Арктике мы видим два разных подхода. Один — трезвый, деловой, можно сказать — почти бухгалтерский. Практически это значит, что приход туда возможен тогда, когда по совокупности технологий и цен инвестировать в нее станет заманчиво. И другой — безальтернативно-зацикленный и военно-патриотический. И тогда лихое «мы за ценой не постоим» превращает бизнес в атаку, в пробивание лбами стен, в данном случае — льдов.

9 514

Читайте также

Перевод
Наука бьёт традиционную энергию, приближая доминирование солнечной

Наука бьёт традиционную энергию, приближая доминирование солнечной

Через тридцать лет будет много нефти, но не будет покупателей. Нефть будет оставаться под землёй. Каменный век закончился не потому, что кончились камни, так и нефтяной век подойдёт к концу не потому, что у нас не будет нефти.

Александр Купцикевич
Экономика
Начало конца нефтяной эпохи

Начало конца нефтяной эпохи

При всей значимости углеводородов и, шире, энергетических ресурсов как таковых для мировой политики и экономики, политические прогнозы будущего, как правило, исходят из предположения о том, что фундаментально в энергетике ничего измениться не может. Существующая динамика в области добычи и потребления нефти позволяет предположить что это не совсем так.

Иван Спасокукоцкий
Политика
Без «Запада»: кризис российского мировоззрения

Без «Запада»: кризис российского мировоззрения

Соглашение о Транстихоокеанском партнерстве, заключенное на минувшей неделе между 12 странами региона, кардинально меняет привычные координаты — геополитические, геоэкономические и геокультурные. Пока это преимущественно экономическое соглашение между странами, на долю которых приходится 40% мировой торговли. Но в перспективе нельзя исключать его превращения и в политический союз — по типу Европейского.

Вадим Штепа