Вооруженная борьба ОУН Мельника. Часть первая. Буковинский курень
Широкой аудитории, интересующейся историей Второй Мировой Войны и национально-освободительных движений, хорошо известно об Украинской Повстанческой Армии (УПА), воевавшей за независимость Украины против нацистского и советского оккупационных режимов, политическое руководство которой находилось в руках Организации Украинских Националистов (ОУН), возглавлявшейся Степаном Бандерой (который, к слову, не приниимал личного участия в создании УПА, так как находился в это время в концлагере Заксенгаузен, откуда вышел только в октябре 1944 года). Многим известно также про раскол ОУН на две враждующие фракции — бандеровцев и мельниковцев (сторонников Андрея Мельника) — из которых впоследствии «вылупились» две разные организации под одним и тем же названием, действовавшие независимо друг от друга: ОУН-М и ОУН-Б (иногда историки и мемуаристы называют последнюю ОУН-Р (революционная), в течении определенного времени бандеровцы также именовали свою организацию ОУН-СД (Самостийников-Державников).
У значительной части людей, поверхностно знакомых с темой, выработался устойчивый стереотип, что мельниковцы, в отличии от бандеровцев, были лояльно настроены по отношению к немцам и тесно с ними сотрудничали в течении всей войны. Доля истины в этом утверждении несомненно есть, но только лишь доля. В реальности, историческая правда при внимательном изучении оказывается куда более неоднозначной, сложной и многослойной, чем это кажется на первый взгляд.
На самом же деле, значительная часть молодых мельниковцев и некоторая часть старших членов партии, вопреки позиции своего высшего руководства, бросила вызов нацистской Германии и участвовала в партизанской вооруженной борьбе против гитлеризма — как в составе УПА Бульбы-Боровца (в 1941- УПА-Полесская Сечь, с 20.07.1943 — УНРА) и УПА\ОУН-Б, так и в составе своих собственных вооруженных отрядов, политическое и военное руководство которыми осуществляли активисты ОУН Мельника. И среди них было немало героев, павших смертью храбрых в борьбе против нацизма, замученных в гитлеровских концлагерях и на допросах в гестапо, расстрелянных в Бабьем Яру. Тем не менее, немалое число мельниковцев пошло по пути сотрудничества с гитлеровской Германией и воевало в различных добровольческих частях в составе немецких вооруженных сил, в первую очередь в шуцманшафт-батальонах. Наиболее любопытный нюанс рассматриваемой темы заключается в том, что многие мельниковцы переходили от коллаборационизма в Сопротивление, и наоборот, притом сотни активистов ОУН-М умудрились совершить подобный «кульбит» дважды — сначала уйдя от немцев в национальную партизанку, а затем — снова вернувшись к сотрудничеству с нацистами.
Именно об этой, наиболее нетривиальной и интересной странице истории деятельности ОУН Мельника, я бы и хотел рассказать читателям в цикле статей, посвященных вооруженным формированиям, созданным мельниковцами, а также их участию в восточных добровольческих частях в составе немецких войск и в обеих УПА. Заранее считаю нужным отметить, что я не рассматриваю подробно в данном исследовании вопросов эволюции идеологии и политической программы ОУН-М и ту часть ее деятельности, которая не касается непосредственно вооруженной борьбы. Эта тема для отдельной работы, поэтому я обрисую ее лишь в самых общих чертах по ходу повествования.
Итак, обо всем по порядку.
Формирование Буковинского куреня
Изначально позиция руководства мельниковской ОУН, прежде всего самого Мельника и большинства его ближайших соратников, преимущественно пожилых людей (или как минимум людей среднего возраста), среди которых было немало ветеранов УНР и ЗУНР, действительно была абсолютно пронемецкой. ОУН-М делала ставку на сотрудничество с гитлеровской Германией и надеялась с ее помощью получить возможность создать украинскую национальную армию для борьбы за восстановление украинского государства. Идеология мельниковцев не сильно отличалась от идеологии бандеровцев, тем более, что до 1940 года (когда произошел окончательный раскол ОУН) они состояли в одной партии. Их расхождения касались прежде всего стратегии и тактики.
Бандеровцы, также готовые к тесному сотрудничеству с Третьим рейхом, рассчитывали главным образом на собственные силы и с самого начала допускали вероятность расхождений и даже противоборства с немцами, в то время как руководство ОУН-М было готово к куда более широким компромиссам с нацистами, и предполагали постепенное, эволюционное продвижение вперед в достижении своих целей, в отличии от бандеровцев, изначально настроенных на революцию. Во многом поэтому большинство ОУНовской молодежи, особенно галицкой, поддержали Бандеру и его соратников — сказался юношеский максимализм, пассионарность, отчаянное безрассудство и горячее желание активных действий.
Однако, немалая часть молодых членов ОУН по разным причинам все же склонилась к поддержке Мельника. Мельниковцы получили поддержку большей части ОУНовского актива на оккупированной румынами Буковине и в Чехословакии, где проживало тогда немало украинцев, в основном на территории Закарпатья (хотя многие национально сознательные украинцы в межвоенный период жили и учились в Праге и Подебрадах), которое в 1939 году, после немецкой оккупации Чехословакии, отошло Венгрии — украинские националисты считали эти земли исконно своими. Некоторая часть ОУНовской молодежи на Волыни и в Галиции также поддержала Мельника. В целом, по приблизительным оценкам ряда историков, на сторону бандеровцев встало примерно 2\3 членов ОУН, среди которых подавляющее большинство составляли молодые и совсем юные люди, взявшие в свои руки руководство новой организацией, а на сторону мельниковцев — около трети, включая подавляющее большинство акивистов старшего возраста.
Летом 1941 года, с началом Советско-германской войны, и бандеровцы, и мельниковцы отправили на территорию надднепрянской Украины свои «походные группы», в задачи которых входило создание и организация подконтрольных националистам органов власти, местного самоуправления, полиции, прессы, учреждений культуры на маршрутах своего следования, которые проходили через центральные, восточные и южные области Украины. Важной задачей являлось также проведение националистической пропаганды и привлечение в партию новых членов и сторонников.
Самой крупной походной группой ОУН-М был Буковинский курень («курень» в переводе с украинского означает «батальон»), насчитывавший в своем составе по разным данным от 800 до 2000 человек. Некоторые историки называют цифру в 3000, что, конечно, является существенным преувеличением, но большая часть исследователей и мемуаристов сходится на оценке в 1500 участников. Он был сформирован в начале августа 1941 года на территории Буковины членом ОУН-М Петром Войновским (1913-1996) — одним из тех немногих мельниковцев, который до самого конца войны был настроен не только пронемецки, но и пронацистски. Об этом формировании стоит рассказать подробнее, так как его участники впоследствии вошли почти во все военные структуры, созданные мельниковцами или инфильтрованные ими, диапазон которых весьма широк: шуцманшафт-батальоны (109-й, 115-й. 118-й, в минимальной степени 102-й и 116-й), полиция, дивизия СС «Галичина», Украинская Национальная Армия (УНА), УПА Бульбы-Боровца, УПА\ОУН-Б, партизанские отряды ОУН-М, БУСА (Буковинская Украинская Армия Самообороны: создана в апреле 1944 года), французское Сопротивление (с 27 августа 1944 года) и французский Иностранный легион (с октября 1944-го).
После развала Австро-венгерской империи территория Буковины временно вошла в состав Западно-Украинской Народной Республики осенью 1918 года. Созданный 25 октября Украинский Краевой Комитет, который организовал 3 ноября большое народное вече в Черновцах, принял решение о вхождении Буковины в состав единого украинского государства. 6 ноября была установлена украинская власть на тех землях Буковины, которые были населенны преимущественно украинцами (то есть Северной Буковины, в то время как в Южной Буковине преобладали румыны и она впоследствии осталась в составе Румынии). Но уже 24 ноября Черновцы заняла румынская армия, противостоять которой у украинцев тогда не было ни сил, ни возможности. Присоединение Буковины к Румынии было легитимировано в области международного права странами Антанты. Однако, украинцы по-прежнему оставались самой крупной национальной группой на этих землях — по румынским данным они составляли 38 % населения, в то время как румыны — 34 %, евреи — 13 %, немцы — 8 %, поляки — 4 %.
Влияние ОУН на этих территориях было достатоточно сильным, украинские националисты постоянно подвергались репрессиям со стороны румынских спецслужб, включающие длительные тюремные сроки и в некоторых случаях — смертные приговоры. При расколе ОУН большинство националистов, проживавших в Буковине и других территориях Румынии, поддержали Мельника. После того, как с согласия Германии эти земли были оккупированы СССР — на ОУНовцев обрушился новый виток репрессий, теперь уже советских.
В июне 1940 года большинство членов буковинского провода ОУН, включая его главу Ореста Зибачинского, оказались за пределами Буковины, чтобы не попасть в руки советских карательных органов, и руководство краевой организацией ОУН легло на плечи двадцатитрехлетнего Виктора Кулишира. Рискуя собственной жизнью, он сумел спасти от арестов сотни украинских деятелей, обеспечивая их поддельными документами для выезда из СССР. Однако уже 4 ноября 1940 года Кулишир был арестован НКВД, а 19 марта этапирован в Киев, откуда 20 июня 1941-го его отправили обратно в Черновцы, где он, по данным некоторых источников, покончил с собой.
Место председателя краевого провода ОУН-М занял заместитель Кулишира, референт по военным вопросам, бывший подпоручик румынской армии Петр Войновский (псевдоним «Василий»). В декабре 1940 года Войновский был арестован в Киеве, куда он приехал для установления контактов с украинскими самостийниками, однако ему удалось ускользнуть от МГБ и в январе 1941 года он переходит на нелегальное положение, находясь до начала войны в Вашковском районе. Там он занялся переориентацией инфраструктуры украинского подполья Буковины на рельсы милитаризации и военно-административной перегруппировки сил. Эти шаги отражали и новые веяния в тактике и стратегии ОУН-М.
За весь период первой советской оккупации Буковины были арестованы 267 членов ОУН. Неизвестно, скольких из них большевики успели расстрелять перед тем, как были вынуждены уходить от наступавших немцев, но значительной части националистов удалось спастись и выйти из тюрьмы из-за внезапности Советско-германской войны и поспешного бегства коммунистов с этой территории. С 22 июня до 4 июля 1941 года, когда последние воинские части РККА и представители советской власти покинули Буковину, вооруженные отделы ОУН-М провели ряд боев и схваток с НКВД и красноармейцами.
Так, 29 июня 1941 года, прикрывая с оружием в руках отход своих товарищей по организации, геройской смертью от пуль НКВДшников погибла основательница буковинского Пласта Леся Никорович, жена Сильвестра Никоровича. По свидетельству Антона Балюка, тогдашнего директора Черновицкого кладбища, ее окровавленное, завернутое в одеяло тело было сброшено оккупантами в братскую могилу на Русском кладбище в Черновцах вместе с телами других жертв начала войны.
Параллельно с боевыми действиями в это время на Буковине велось развитие административно-политической сети. Воспользовавшись временным вакуумом власти, члены ОУН-М провозгласили восстановление украинской государственности на основании решений Буковинского Вече 1918 года. По инициативе Украинского Комитета Вижнитчины в Вижнице было проведено массовое вече под украинскими флагами и националистическими лозунгами. Подобные акции прошли и в ряде других буковинских сел и городов.
Но власть самостийников просуществовала недолго. С 3-го до 7-го июля все населенные пункты Буковины заняла румынская армия, вернувшая себе контроль над утраченной территорией. По воспоминаниям ряда украинских националистов, в частности активного участника ОУН-М и Буковинского Куреня Ореста Билака, многие румынские военные поначалу вполне корректно и доброжелательно вели себя по отношению к украинскому населению и ОУНовцам, стремясь привлечь их к сотрудничеству и найти компромисс. После двух лет советской оккупации украинцы восприняли возвращение румын как избавление. Однако, спустя недолгое время, некоторые румынские воинские части устроили еврейские погромы, а «Сигуранца» (румынский аналог ЧК и гестапо) провела аресты членов ОУН-М, что вызвало отторжение значительной части украинцев.
Вскоре вернувшиеся оккупанты начали роспуск украинских администраций, сформированных в разных городах и селах Буковины. Боевые группы ОУН-М организовывали сопротивление, вступая в столкновения с подразделениями румынской армии, прежде всего в горных районах .
ОУНовцы активно протестовали против включения Буковины в состав румынского государства и засыпали различные немецкие инстанции многочисленными письмами и меморандумами, в которых выражали резкий протест против «расчленения украинского национального организма», но они не принесли никаких результатов. 18 сентября 1941 года по инициативе Буковинского провода ОУН-М, украинская делегация в составе Ореста Зибачинського, Ольги Гузар и Владимира Князького передала через немецкого консула в Черновцах меморандум к германскому правительству от населения Буковины с 25000 подписями, в котором был выражен протест против аннексии украинской национальной территории со стороны Румынии и требовалось ее присоединение к Украине. Никакого ответа на него не последовало.
Тут стоит сделать небольшое отстутпление от основной части повествования и рассказать об одной позорной странице в истории буковинской ветви украинского национального движения, а именно: об участии ряда мельниковцев в уничтожении буковинских евреев. Инициатором и организатором этой постыдной акции был уже упоминавшийся выше Петр Войновский, желавший таким образом выслужиться перед немцами, продемонстрировав им лояльность со стороны украинских националистов и готовность «принимать идеалы и ценности нового порядка». В субботу, 5 июля, на рассвете, Войновский вместе с вооруженной группой из 20 человек устроил массовое уничтожение еврейских семей в селе Милиево, лично расстреливая раненых, среди которых были дети.
В этот же день боевики Войновского попытались провести подобную акцию в селе Испас, но им решительно воспрепятствовал глава местной сельрады Иван Георгиевич Денис. Подобные расправы над мирным еврейским населением были проведены более, чем в десяти селах Буковины. 7 июля по указанию надрайонного проводника ОУН-М Степана Карабашевского, районного проводника Георгия Кравчука и подрайонного проводника Теодора Бахура (все трое отсутствуют в списках членов Буковинского куреня, по всей видимости они остались в подполье под румынской оккупацией или подверглись аресту) было расстреляно и убито разными способами 99 евреев разного возраста, включая грудных детей, в селах Киселев и Боровцы. Тех, кого не убили пулями, топили в воде, кололи вилами, топтали ногами, добивали штыками.
Однако, необходимо отметить, что утверждения советских историков о том, что «ОУН проводила массовое уничтожение евреев на Буковине» — требует принципиально важной уточняющей корректировки: это делала не «ОУН в целом», а ее конкретная часть. Большинство местных мельниковцев не принимали участие в антиеврейских акциях. Часть руководства ОУН-М на Буковине находилось в это время за ее пределами. Некоторые ОУНовцы были расстреляны большевиками или погибли в боях с ними. Преступления определенной части того или иного военно-политического формирования нельзя переносить на все формирование в целом, так как в любом национальном движении любого народа неизбежно будут присутствовать как герои и выдающиеся образцы мужества и жертвенности, так и палачи, запятнавшие себя невинной кровью, духовная элита нации и ее отбросы. Мельниковская ОУН в этом плане отнюдь не была исключением из общего правила.
В июле 1941-го начали создаваться так называемые походные группы, сформированные мельниковцами в разных населенных пунктах Буковины, большинство которых в период со 2-го по 12-е августа обьединились в Буковинский Курень, насчитывавший по разным данным от 800 до 2000 тысяч человек, а согласно наиболее распространенной версии — около полутора тысяч, своей численностью превышавший все остальные мельниковские походные группы вместе взятые (буковинскими ОУНовцами были созданы и некоторые другие походные группы, о которых будет рассказано в следующих статьях цикла). Важно отметить, что все его участники были лишены румынского гражданства по предварительной договоренности между украинской, румынской и немецкой сторонами (последняя выступала в качестве посредника между украинскими националистами и румынами). Условием сделки был также выход из заключения всех украинских политзаключенных, присоединившихся к куреню, которыми румынская власть уже успела наполнить тюрьмы после своего возвращения.
В состав куреня входил почти весь цвет украинской интеллигенции Буковины: филологи, писатели, музыканты (в частности музыкальный оркестр из 24 человек и два хоровых коллектива — 70 и 42 человека), профессора, историки, преподаватели. Была отдельная «женская сотня». Не все из них были членами ОУН, но они искренне хотели внести свой вклад в борьбу за восстановление украинского государства и возрождение украинской культуры на освобожденной от большевиков Родине. Значительную часть членов куреня составляли молодые люди из всех слоев населения Буковины: крестьяне, рабочие, студенты, художники, адвокаты, агрономы, врачи, учителя. Среди них было немало тех, кто отличился в боях с венграми за Карпатскую Украину в 1939 году. Большинство участников формирования были невоооружены, за исключением небольшой части охраны. Официально они шли как «гражданские лица», чтобы не вызывать недовольства немцев.
Поход на восток
Основная цель этой крупнейшей походной группы состояла в том, чтобы пробраться в оккупированные нацистами центральные и юго-восточные области Украины и там брать в руки региональную власть на местах, инфильтровав своих людей в местные административные и муниципальные органы, полицию и культурные учреждения; восстанавливать украинскую национальную, политическую и культурную жизнь; пропагандировать и распространять идеи украинского национализма, создавать местные ячейки ОУН-М, а в перспективе сформировать собственную национальную армию, которая будет воевать против большевиков за восстановление украинского государства — правопреемника УНР. С этой целью командование куреня оставляло различные по численности группы активистов в городах и селах надднепрянской Украины, которые должны были выполнять описанные выше задачи. Их численность составляла от 3-5 до 200 человек — в зависимости от размера населенного пункта и его важности для националистической деятельности.
В частности, во время пребывания куреня в районе Каменец-Подольска, по меньшей мере две сотни (Днестровская и Бессарабская) были направлены на юго-восток Украины. Еще около ста человек было оставлено куренем в различных населенных пунктах по пути на Жмеринку: среди них было много учителей, агрономов и других специалистов различного профиля. Несколько групп численностью до 40 человек были направлены в Умань, Одессу и Николаев. На Подолье члены куреня встретились со своими политическими оппонентами — бандеровцами, которые пытались перетянуть их на свою сторону. В итоге к ним перешла небольшая группа в 25-30 человек — все остальные остались верны своему проводу. В некоторых местах члены куреня пополняли местную полицию (в ряде случаев даже возглавляли ее) и различные украинские добровольческие военные части в составе немецких войск, в частности расположенный тогда в Виннице 109-й шуцманшафт-батальон, которым командовал генерал УНР и полковник Вермахта Иван Омельянович-Павленко (об этом формировании будет подробно рассказано в следующей статье цикла).
В Виннице было оставлено 200 человек, которые должны были включиться в работу на территории области. Руководство этой ячейкой было возложено на Юрия Андрука «Урагана». Данная мельниковская группа сотрудничала с немцами и выполняла сторожевые функции — охраняли мельницы, водопровод, водокачку и другие важные объекты. Некоторые члены куреня поступили на службу в полицию Винницы. Несколько буковинцев согласились работать переводчиками в Вермахте, за что немецкое командование выдало куреню продукты, одежду и немного оружия.
ОУН-М в Киеве. Мельниковцы и Холокост
Конечной целью похода куреня был Киев. Туда пришло около половины участников формирования по сравнению с его первоначальной численностью, поскольку другая половина осталась в разных местах на пути длительного марша для выполнения заданий организации. По некоторым данным, курень насчитывал тогда 700-900 человек. В большинстве источников приблизительной датой прибытия буковинцев в Киев обозначена первая декада октября, а в мемуарах его участника Корнея Товстюка названо точное число — 10 октября. Некоторые другие источники называют конец октября, а один — 7 ноября. Однако последние исследования, в которых были использованы материалы киевской прессы того периода, подтверждают, что курень прибыл в Киев в первых числах октября.
Именно поэтому утверждения просоветских историков о том, что Буковинский курень участвовал в расстрелах евреев 28-29 сентября 1941 года не соответствуют действительности. В качестве одного из доказательств отсутствия буковинцев в Киеве в период первых массовых расстрелов украинские историки приводят мемуары Войновского, в которых он писал о том, что видел Олену Телигу на церемонии принесения присяги куреня, при этом известно, что Телига прибыла в Киев 22 октября (историк В. Старик называет дату 24 октября). В тоже время промельниковские историки А. Дуда и В. Старик пишут о том, что курень принял присягу на верность Украине 5 октября. Правда, современный украинский исследователь Холокоста Юрий Радченко недавно опубликовал новые данные, согласно которым в конце сентября в Киеве могла находится одна из сотен куреня, прибывшая туда раньше большей его части, но эта пока что только гипотеза, не получившая твердых доказательств и оспариваемая другими историками. Учитывая подобную путаницу, есть основания предположить, что разные части куреня прибывали в город в разное время, но не раньше начала октября.
Мельниковцы, сдав в определенной степени свои позиции в Галичине и на Волыни бандеровцам, заботилась в первую очередь об укреплении влияния в центральных и юго-восточных областях Украины. Наибольшим их успехом было то, что им удалось охватить своей организационной сетью Киев. В частности, еще до вступления немецких войск 19 сентября 1941 года в столицу, три члена походной группы ОУН-М установили на колокольне Софийского собора сине-желтый флаг. По версии члена Буковинского куреня Зенона Городисского, этими тремя активистами были Богдан Онуфрик «Коник», Иван Кедюлич «Чубчик» и Роман Осип-Беда «Гордон». По другой версии, Онуфрик прибыл в Киев 21 сентября 1941 года вместе с 18-ю военными для формирования киевской полиции. Через два дня им на помощь была отправлена «Казацкая сотня» Кедюлича, который до этого вместе с Онуфриком формировал украинскую полицию в Житомире (впоследствии он был назначен комендантом полиции Киевского округа, в разгар немецких репрессий против мельниковцев в начале 1942 года уехал в Проскуров, был арестован гестапо, но сумел сбежать и уйти в подполье; в 1943 году поддерживал связи с партизанскими отрядами ОУН Мельника, а в сентябре 1944 года присоединился к УПА, в рядах которой погиб 1 августа 1945-го в бою с ротой НКВД).
Поначалу созданое мельниковцами формирование называлось Киевским куренем и претендовало на более высокий статус, чем просто полицейские части. Рядовой состав куреня был набран в основном из военнопленных красноармейцев — выходцев из надднепрянской Украины и насчитывал около 700 человек.
Он был сформирован в конце сентября-начале октября приехавшими из других регионов Украины в Киев раньше своих буковинских коллег членами ОУН-М и ветеранами УНР.
Среди офицеров куреня и людей, принявших участие в его создании было несколько известных и авторитетных активистов ОУН-М: уже упоминавшиеся выше Богдан Онуфрик «Коник» (будущий офицер дивизии СС «Галичина» и УПА, о котором я подробно расскажу в одной из следующих статей цикла), Роман Осип-Беда «Гордон», Иван Кедюлич «Чубчик», а также Степан Султицкий и Ярослав Гайвас «Камень». В октябре, та часть Буковинского куреня, которая состояла из людей, имевших военную подготовку и желавших служить в вооруженных силах, была обьединена с Киевским куренем. В последних исследованиях истории немецкой оккупации Киева установлена конкретная дата обьединения двух формирований — 10 октября, хотя некоторые историки ее оспаривают. Вскоре обьединенный курень был преобразован в Киевскую вспомогательную полицию.
Однако первым командиром Киевского куреня, а затем и полиции, на короткое время стал не мельниковец, а бандеровец — политическо-идеологический референт Краевого исполнительного комитета ОУН-Б на западноукраинских землях Дмитрий Мирон «Орлик». Бандеровцы отправили в Киев возглавляемую Мироном походную группу из 30 человек, чтобы опередить мельниковцев и провозгласить возрождение украинской независимости в Киеве, но были перехвачены немцами в Василькове 31 августа и посажены в тюрьму, откуда однако были быстро освобождены (в этот период бандеровцы уже попали в опалу, а мельниковцы еще нет). В конце концов «Орлику» все же удается с опозданием попасть в Киев и на короткое время стать командиром Киевского куреня в конце сентября, но мельниковцы быстро отстранили неудачливого конкурента от важной должности, поставив на нее своего человека — Петра Захвалынского, так как на тот момент немцы отдавали им безусловный приоритет (Дмитрий Мирон, вместе с группой единомышленников, был вынужден уйти в глубокое подполье, 25 июля 1942 года он был убит в перестрелке с гестаповцами). По всей видимости, в течении определенного времени Мирон сумел найти общий язык и достичь компромисса с мельниковцами. Во время сентябрьского расстрела евреев именно «Орлик» командовал Киевским куренем, а предположительно в начале ноября его сменил Захвалынский, на что указывают некоторые документы.
Точную дату вступления Захвалынского в должность определить трудно, но существует свидетельство шефа разведки АК в Украине, полковника Александра Клотца, проживавшего в тот момент в Киеве под вымышленной фамилией, который, по его словам, был арестован «Орликом» 31 октября, что указывает на то, что Дмитрий Мирон сохранял за собой пост командира Киевского куреня по крайней мере до начала ноября. В своих воспоминаниях Клотц рассказывал о непосредственном участии «Орлика» в кровавых расправах и издевательствах над пленными евреями, поляками (жителями центральной Украины) и украинцами, заподозренными в сотрудничестве с советским подпольем. Также существуют обнародованные документы, подтверждающие непосредственную причастность «Орлика» к Холокосту и облавам на евреев.
Далеко не все ведущие руководители ОУН-М, действовавшие в Киеве, вступили в полицию. Например Ярослав Гайвас, прибывший в Киев в конце сентября, в полиции не служил, переключившись на выполнение организационно-политических задач. Многие мельниковцы выполняли другие функции: культурно-просветительские, пропагандистские, организационные. Большинство полицейских не были участниками походных групп ОУН-М — среди них было много местных добровольцев и освобожденных военнопленных — в дальнейшем их процент в полиции увеличивался, а процент мельниковцев сокращался (об этом далее). Всего на службу в полицию поступило около 500 буковинцев, что составляло большинство от общей численности участников Буковинского куреня, прибывших в Киев (700-900 человек), и около трети от его изначального состава (1500 человек).
Невозможно обойти вниманием такую острую тему, как участие целого ряда ОУНовцев и ветеранов УНР в массовом уничтожении киевских евреев. К 29 сентября 1941 года свежесформированная украинская полиция была привлечена к антиеврейским акциям. Есть вероятность, что в них участвовала не вся полиция, а только определенная ее часть. Некоторые украинские историки — в частности Петр Нахманович, Володимир Старик (член до сих пор существующей ОУН-М) Сергей Кот и Владимир Вятрович — пытаются опровергнуть или подвергнуть сомнению участие полиции Киева и Киевского куреня в сентябрьских расстрелах, приводя в качестве аргументов своей версии ссылки на некоторых мемуаристов (как правило украинских националистов) и свидетельство одного из жителей Киева, который утверждает, что не видел в этот день на улицах никаких украинских полицейских частей (существуют, однако, другие, противоположные свидетельства, которые вышеперечисленные историки предпочитают игнорировать), а также высказывают определенные доводы в пользу того, что киевская полиция на тот момент находилась в самой начальной стадии формирования и составляла всего от 150 до 300 человек. К этим альтернативным версиям следует подходить очень критично, особенно учитывая тот факт, что значительной части современных украинских историков свойственна крайняя необьективность и предвзятость, обусловленная искренним желанием создать «идеальный национальный миф» и «подчистить» черные страницы истории украинского национального сопротивления. В тоже время просоветским историкам свойственна такая же тенденциозность с обратным знаком: стричь всех украинских националистов скопом под «нацистскую гребенку», приписывая им, помимо реально содеянных ими преступлений — те преступления, которых они не совершали, попутно обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах.
По одной из версий, Киевский курень принимал прямое или косвенное участие в уничтожении евреев вместе с украинской полицией (возможно, это произошло еще до вливания Куреня в полицию и они существовали раздельно, но есть вероятность, что Киевский курень на тот момент уже был преобразован в полицию, в этом случае их можно отождествить и поставить между ними знак равенства). В ходе этой карательной акции, в течении двух дней было убито почти 34 тысячи евреев. Большинство историков сходятся на том, что функции украинской полиции и\или Киевского куреня носили вспомогательный характер: полицейские лично не участвовали в расстрелах, а только конвоировали евреев к месту казни, охраняли отобранные у них вещи и «следили за порядком проведения акции», хотя некоторые источники утверждают, что полицейские и\или члены Киевского куреня принимали непосредственное участие в казни.
Необходимо отметить, что большинство украинцев, прямо или косвенно участвовавших в организации массовых убийств, не были националистами и не все пособники нацистов в Киеве были украинцами (многие добровольцы других национальностей из местного населения и лагерей военнопленных специально записывались украинцами, которым немцы на тот момент давали преимущество), хотя они и составляли наибольший процент от их общего числа. Большинство служащих киевской полиции и Киевского куреня были набраны из местных жителей и военнопленных, многим из которых идеи украинского национализма были совершенно чужды и они шли служить в эти части вовсе не для того, чтобы бороться за восстановление украинской государственности, а для достижения куда более прагматичных и утилитарных целей, в первую очередь материального характера, так как полицейские по тем временам получали весьма неплохую зарплату и имели различные социальные льготы. Националистами были только офицеры и командиры Киевского куреня и полиции (и то не все), пришедшие туда в составе мельниковских походных групп, и лишь небольшая часть ее рядового состава.
Вероятная причастность некоторых служивших в Киевском курене и полиции мельниковцев к Холокосту не установлена документально и этот вопрос еще требует детального прояснения и изучения. Так, упоминавшиеся выше мельниковские проводники: Петр Захвалынский, Иван Кедюлич и Степан Султицкий, хотя и служили какое-то время в полиции и Киевском курене — вполне могли поступить туда после первой массовой антиеврейской акции и покинуть службу до начала следующей, так как многие ОУНовцы быстро попали в опалу и долго не задержались на своих постах.
Захвалынский занял должность коменданта Киевской вспомогательной полиции, а также коменданта Киевского генерального округа Рейхскомиссариата Украина в начале ноября 1941-го, пробыв на этом посту до января 1942 года. В декабре 1942-го он прибыл в Белоруссию, где был назначен командиром 2-й роты 115-го шуцбатальона. В связи с недолгим пребыванием на должности коменданта, вопрос о его причастности к Холокосту является дискуссионным, хотя некоторые историки его в этом обвиняют. Однако именно в период его руководства полицией массовых антиеврейских акций не проводилось. При этом в некоторых источниках можно встретить информацию, что Захвалынский был заместителем Мирона, что делает весьма вероятной версию о его участии в облавах на евреев. Точно неизвестно, чем именно занимался Захвалынский в течении большей части 1942 года — этот момент его биографии требует дополнительного изучения.
Его преемником сначала был В. Буткевич, затем Анатолий Кабайда, оба члены ОУН Мельника. На 1 января 1942 года Кабайда работал секретарем коменданта киевской полиции (которым тогда был Захвалынский), 1 июля был назначен заместителем коменданта, а с середины июля — стал комендантом киевской полиции (по другим данным — начальником штаба). Документально зафиксирован случай, когда Кабайда официально «выразил благодарность» полицейскому Иосифу Киричуку, который вне дежурства задержал еврея. За такую «старательность» Киричук получил вознаграждение в виде килограмма жиров и килограмма муки. Кабайда также принимал непосредственное участие в антиеврейских акциях и продолжал сотрудничество с немцами до конца войны. В 1945 году он работал в штабе Украинской Национальной Армии (УНА — украинский аналог РОА) Павла Шандрука, в которой служили несколько сотен членов ОУН-М. Несмотря на свою пронемецкую ориентацию, Кабайда помогал Тарасу Бульбе-Боровцу и снабжал его необходимой информацией о немцах, в тот период когда УПА Боровца стала с ними бороться. Некоторые источники указывают на то, что в течении короткого времени комендантом Киевской полиции был также упоминавшийся выше Иван Кедюлич.
По свидетельству бывшей участницы Буковинского куреня Марты Зыбачинской (сделанном ей уже в эмиграции), которая была в конфронтационных отношениях с Войновским, последний «пораздовал различные посты своим креатурам, которые в Киеве только и делали, что грабили. Один из них, Станкевич (четовой (взводный) Буковинского куреня — прим. Р.В.), выбивал застреленным жидам золотые зубы, и, скрываясь у Войновского, переплавлял их». Сама Зыбачинская осуждала участие коллег в антиеврейских акциях (употребление слова «жид» не считалось тогда оскорбительным в украинском языке, как и в польском).
Здесь стоит сделать еще одно небольшое отступление от основной темы и рассказать об уникальном случае, ярко и убедительно подтверждающим тезис о том, что в одном и том же национальном движении могут сосуществовать совершенно разные люди, зачастую с противоположными морально-этическими качествами. Может быть в это трудно будет поверить читателю, но среди мельниковцев, служивших в киевской полиции, нашелся один...праведник мира.
Его звали Роман Осип-Беда, псевдоним «Гордон». Он родился в 1905 году в городе Яворов Львовской области. Член УВО с 1928 года (в 1930-м на ее базе была создана ОУН), сотрудник боевой референтуры УВО, боевой референт краевой Команды УВО от июня до конца 1929 года, соорганизатор одной известной и крупной антипольской акции во Львове, за которую 28 июня 1930 года осужден к смертной казни, которая была заменена 15 годами заключения 10 ноября 1931 года. Вышел на свободу 9 сентября 1939 года после советско-немецкой оккупации Польши. При расколе ОУН поддержал фракцию Мельника. Участник походных групп ОУН-М, в составе одной из которых дошел до Киева и был назначен заместителем начальника украинской полиции города и руководителем следовательного отдела.
В первый день массовых расстрелов евреев, 29 сентября 1941 года, немцы на автомобиле отвезли его на место казни, где поручили охранять одежду жертв Бабьего Яра. Когда его посадили в машину — он не знал куда и с какой целью его везут. Доподлинно известно, что в тот день Роман Осип-Беда вывел из зоны расстрела молодую женщину-еврейку вместе с ее матерью и пятилетним сыном, спасая их от неминуемой смерти. Впоследствии он сделал им новые поддельные документы с помощью ОУНовцев, работавших в местной управе, нашел новое жилье, помогал продуктами. Эта еврейская семья пережила ужасы Холокоста. Уже после распада СССР, в 1991 году, тот самый пятилетний мальчик по фамилии Альперин, опубликовал в киевской газете «Возрождение» статью со свидетельством об этом благородном поступке активиста ОУН-М. Он навсегда запомнил «полицая с грустными глазами», который представился как «пан Гордон» (псевдоним Осипа-Беды).
Есть данные о том, что вопреки приказам немцев, на второй день расстрелов, 30 сентября 1941 года, Осип-Беда отказался прибыть в Бабий Яр, потому что категорически не хотел иметь никакого отношения к убийствам мирного населения. Не исключено, что это была не единственная спасенная им еврейская семья, просто другие освобожденные с его помощью люди не оставили свидетельств (вероятно, потому что они могли погибнуть позже), как не оставил их и сам Роман.
Ярослав Гайвас, соратник «Гордона», в своих мемуарах писал, что сразу после массовой казни состоялось совещание руководящего актива ОУН-М, на котором Осип-Беда рассказывал о том ужасе и омерзении, которые он испытал, когда узнал об истинных целях задуманной немцами акции. Ему было противно и стыдно, что он по незнанию принял в этом косвенное участие, охраняя вещи и одежду обреченных на смерть людей. Не исключено, что спасение конкретной еврейской семьи было для него своего рода «актом очистки совести».
Позже, в декабре 1941-го, во время первой волны нацистских репрессий против мельниковцев, он был схвачен гестапо, посажен в тюрьму и расстрелян в Бабьем Яру в феврале 1942 года вместе с другими активистами ОУН-М, как участник националистического подполья.
Неизвестно точно, знали ли немцы о его помощи евреям и сыграло ли это какую-то роль в его аресте, но из всех мельниковцев он был арестован одним из первых. Возможно это было связано с тем, что «Гордон» способствовал освобождению из немецких тюрем своих политических оппонентов — бандеровцев, имевших своих людей в Киеве (в то время, как некоторые его коллеги по организации сдавали бандеровцев в Гестапо, в частности: Богдан Онуфрик «Коник», Петр Войновский, Степан Султицкий и Зенон Городисский). Это очень ярко характеризует его личные качества.
Какой поразительный контраст между поведением двух активистов одной и той же организации — Анатолия Кабайды и Романа Осипа-Беды — притом, что оба были ярыми националистами и служили в украинской полиции!
В помощи евреям принимала также участие и известная украинская поэтесса, журналистка и активистка ОУН Мельника Олена Телига. Вместе с коллегами по журналу «Литавры» (приложению к газете «Украинское слово») и сотрудниками культурной референтуры ОУН-М, она, при помощи ОУНовцев из городского самоуправления, снабдила молодого талантливого киевского поэта-еврея Якова Гальперина фальшивыми документами на имя Яков Галич — псевдоним, который он использовал еще до войны. Его стихи, написанные под псевдонимом Микола Первач, Олена Телига публиковала в «Литаврах». Тогда он стал писать стихи на украинском языке, хотя ранее писал на русском. Многие знакомые никогда не простят Гальперину такого «коллаборационизма», а некоторые соплеменники назовут его «отвратительным ренегатом».
В страшные сентябрьские дни массовых расстрелов Яков прятался в семье потомственных украинских интеллигентов — Драгомановых. Ему также помогали друг-поэт Борис Каштелянчук и его будущая жена Инна, тесно сотрудничавшие с мельниковцами. Впоследствии, весной 1943 года, он был идентифицирован, схвачен и расстрелян гестапо.
Еще один парадокс: газета «Украинское слово» (тираж — от 20 000 до 60 000 экз. в разные периоды существования), редактором которой был яростный и радикальный шовинист, русофоб, полонофоб и юдофоб Иван Рогач регулярно публиковала антисемитские статьи, в некоторых из которых было высказано непосредственное одобрение уничтожению евреев немцами. Например 3 октября 1941 года (через 4 дня после первых массовых расстрелов еврейского населения) красноречивый заголовок одной из статей гласил: «Самый большой враг народа — жид».
Однако сотрудники журнала «Литавры», который издавался в качестве приложения к этой газете, спасли как минимум одного еврея от Холокоста. Конечно, не все украинские националисты, публиковавшиеся в газете, разделяли человеконенавистнические взгляды Рогача и его ближайших единомышленников (в газете публиковалась и сама Телига, которая был автором статей не только культурного и историософского, но и политического характера). Но среди пропагандистов, журналистов и военных деятелей ОУН-М, захвативших на короткое время власть в Киеве, процент шовинистов и преступников был довольно высок, хотя как можно увидеть на примере Олены Телиги и Романа Осипа-Беды, далеко не все мельниковцы были таковыми.
Упомяну еще один интереснейший эпизод, подтверждающий, что не все мельниковцы были антисемитами. Житель Черновцов, 40-летний инвалид Андриан Глевко, пришедший в Киев в рядах Буковинского куреня и устроившийся на работу в столовой украинской полиции, начал оказывать помощь молодой 16-летней девушке, отец которой был украинцем, а мать еврейкой, расстреляной нацистами в Бабьем Яру. Она устроилась на работу в ту же столовую и между ними завязались дружеские отношения. Когда она получила повестку на отправку в Германию в качестве «остарбайтера», Глевко предложил ей заключить фиктивный брак, чтобы избежать попадание в нацистское рабство (замужним женщинам было проще найти основания для отказа ехать на принудительные работы). В результате фиктивный брак перерос в настоящую любовь. Пара остается в Киеве до конца немецкой оккупации и эвакуируется осенью 1943 года в Черновцы, где и встречает Красную Армию. Глевко был арестован 12 декабря 1944 года, как бывший участник «националистического формирования» и умер в тюрьме НКВД 29 апреля 1945 года, оставив молодую жену вдовой.
Важно отметить, что несмотря на наличие антисемитизма в идеологии обеих ОУН на раннем этапе их становления (до 1943 года) и присутствие антисемитских инвектив в статьях и манифестах ряда ее идеологов, ни Мельник, ни другие лидеры ОУН-М никогда не отдавали своим подчиненным приказов и директив об уничтожении евреев. Все замаравшиеся участием в Холокосте ОУНовцы действовали либо по приказу немцев, либо (реже) по личной инициативе. Антисемитизм ОУН также сильно отличался от его нацистской версии: в ОУНовских документах по отношению к евреям не использовалось терминов типо «унтерменш», не говорилось об их «расовой неполноценности», речь шла только об их враждебности к идее украинской государственности и о том, что они являются «орудием Москвы», которая рассматривалась в качестве главного врага. Ни один мельниковец никогда не призывал к уничтожению евреев в официальных документах организации.
Весьма любопытно, что в период первой украинской национально-освободительной войны (1917-1922) будущий вождь ОУН-М, а тогда командир Корпуса сечевых стрельцов Андрей Мельник останавливал еврейские погромы и карал за них. К антисемитским взглядам он пришел уже в более позднем возрасте.
На основании опубликованных материалов по теме, их анализу и систематизации, можно со значительной долей уверенности сделать два важных вывода относительно участия членов Буковинского куреня в уничтожении евреев и других карательных акциях. Первый вывод заключается в том, что многие буковинцы, служившие в полиции (500 человек в Киеве и от 100 до 200 в других городах из 1500 участников куреня), несомненно в этом запачкались. Второй, не менее важный вывод: учитывая тот факт, что многие буковинцы не служили в полиции и занимались выполнением совершенно других функций и задач (политических, административных, организационных, пропагандистских), а также принимая во внимания то обстоятельство, что часть буковинцев-полицейских была очень быстро подвергнута репрессиям — большинство (хотя и не подавляющее) членов Буковинского куреня все же смогли не опозорить свое имя пролитием невинной крови.
Попытка государственного строительства и репрессии
С первых дней пребывания в Киеве члены походных групп ОУН-М приступили к организации местного самоуправления. Киевскую походную группу возглавлял выдающийся поэт, публицист и идеолог Олег Ольжич, назначенный Мельником руководителем всего подполья ОУН-М на оккупированной немцами Украине (кроме Галичины, входившей в отдельный дистрикт и присоединенной непосредственно к Рейху). 21 сентября 1941-го, при его содействии, был создан Киевский городской совет (Рада), который 23 сентября 1941 года возглавил историк-украиновед и антикоммунист Александр Оглоблин, симпатизировавший мельниковцам и всячески способствовавший их деятельности (он сотрудничал с немцами до конца войны, затем эмигрировал в США, где стал активным деятелем украинской диаспоры, издал ряд монографий по украинской истории и даже работал в Гарвардском университете с 1968 по 1970 год). Оглоблин поощрял деятельность украинских национальных организаций, издание литературы на украинском языке и входил в Киевский городской Совет. Его активность сильно не понравилась немецкому коменданту Киева, который резко критиковал чрезмерно инициативного чиновника за «излишний украинский национализм», в результате чего он был вынужден подать в отставку. Новым бургомистром Киева был назначен заместитель Оглоблина Владимир Багазий, который не только продолжил «промельниковскую» линию предыдущего городского головы, но и стал членом ОУН-М.
5 октября на заседании учредительного собрания Украинского Национального Совета (не путать с Киевским городским Советом), своеобразного украинского предпарламента, в котором были представлены различные политические группировки и все регионы Украины, Буковинский курень принял присягу на верность украинскому государству. Главными инициаторами создания Совета были мельниковцы. Члены куреня и другие участники мельниковской ОУН развернули в Киеве бурную политическую и культурную деятельность. 4 ноября 1941 года курень (после преобразования формирования во вспомогательную полицию — ОУНовцы продолжали называть его «куренем») пополнился еще одной большой группой галицких добровольцев (от 250 до 300 человек), которую набрал, выехав во Львов, Петр Войновский. Общее число участников обьединенного Киевского куреня (вобравшего в себя буковинцев) к началу ноября, после пополнения его личным составом из других формаций, достигло 1500-1700 человек. В ноябре-декабре из куреня было выделено еще от 100 до 200 человек, которые были направлены в Киевскую, Харьковскую и Черниговскую область с теми же целями и задачами, что ставились перед другими походными группами.
Но относительно свободная деятельность ОУНовцев в Киеве длилась недолго. Немцы не собирались терпеть столь независимых союзников, так как Украина была нужна им исключительно в качестве колонизированной территории, а украинцам не полагалось даже мечтать о создании собственного национального государства. Поэтому распространение националистической пропаганды среди населения, особенно пропаганды идеи создания независимой Украины, рассматривалась нацистами как непозволительная ересь и прямая опасность для немецкого господства на оккупированной украинской территории.
Уже в конце ноября-начале декабря на мельниковцев обрушивается первая волна репрессий (репрессии против бандеровцев начались еще раньше — в сентябре). 17 ноября 1941 года немцы запретили легальную деятельность Украинского Национального Совета, а роспуск Президиума Академии Наук, разгром редакции газеты «Украинское слово» и строжайший запрет на украинскую национальную пропаганду, а также любые публичные заявления и политические декларации о независимости Украины, свидетельствовали о намерениях оккупантов уничтожить до основания робкие ростки украинского национального возрождения.
Первая массовая акция уничтожения активистов обеих ветвей ОУН и их сторонников, лишившая большинство националистов иллюзий относительно подлинных целей и задач гитлеровцев в оккупированной ими Украине, произошла в начале декабря 1941 года в Житомире. Обласное руководство Житомирщины осенью 1941 года состояло в основном из членов и сторонников ОУН-М во главе с Александром Яценюком, ветераном УНР, который пережил 20-летнюю большевистскую оккупацию и вступив в контакт с пришедшими в Житомир походными группами мельниковцев — присоединился к ОУН Мельника. 21 ноября, после длительной и тщательной предварительной подготовки, активисты ОУН-М вместе с рядом беспартийных ветеранов УНР организовали массовую манифестацию в честь дня памяти героев Базара, гибели которых исполнялось 20 лет. На манифестацию съехалось около сорока тысяч украинцев из разных регионов оккупированной страны. Она имела грандиозный успех и всколыхнула все украинское общество, принеся славу и значительные политические дивиденды мельниковцам, как ее главным организаторам. В ходе манифестации звучали яркие, патетичные националистические лозунги и призывы к восстановлению независимого украинского государства — правопреемника УНР.
Несмотря на ярко выраженную антикоммунистическую направленность акции и полное отсутствие антинемецких сентенций в риторике ее участников — немцев страшно напугал данный прецедент и его огромный размах, поскольку они совершенно не собирались давать украинцам независимость, рассматривая Украину как исключительно немецкую собственность, территорию будущей колонизации, а украинцев — как бесправных рабов и холопов «великого рейха», у которых нет и быть не может никаких прав, свобод, а тем более национальных притязаний на построение собственного государства. Гитлеровцы решили раз и навсегда показать украинским националистам — «кто в доме хозяин».
Через несколько дней после акции немцы арестовали 721 украинца, из которых расстреляли 120 человек — среди них 24 мельниковца и трех бандеровцев. Когда нацисты расстреливали организационного референта житомирской областной экзекутивы (исполнительный руководящий орган) ОУН-М Орищенко, он сорвал с себя сорочку и бросил ее в глаза гитлеровцам, с возгласом: «Стреляйте палачи! Слава Украине!». Вместе с ним была расстреляна его жена. Во время казни глава житомирской администрации и областного руководства ОУН-М Александр Яценюк чудом вырвался из-под ока палачей и что есть сил побежал, исчезнув в снежной метели. Зимой-весной 1942 года он взял себе псевдоним «Волынец» и вступил в УПА Тараса Бульбы-Боровца, действовавшей на Полесье и Волыни, где возглавлял сотню охраны штаба, а впоследствии командовал отдельным отрядом, состоящим из партизан-мельниковцев и отважно сражался с нацистами и большевиками. О его трагической судьбе я подробнее расскажу в одной из своих следующих статей о партизанских отрядах ОУН Мельника.
25 ноября немцы арестовали еще 16 членов и симпатиков ОУН-М в Радомышле во главе с руководителем местной мельниковской экзекутивы Сурмачем и расстреляли их в первых числах декабря. Первая волна массовых арестов националистов в Киеве началась 13 декабря. В этот день были схвачены часть членов редакции «Украинского слова», включая ее главного редактора Ивана Рогача, и 27 представителей местного самоуправления, а чуть позже начались аресты ОУНовцев в полиции и шуцбатальонах.
В январе 1942 года в адрес Гитлера был направлен меморандум с подписями главы Украинского Национального Совета Николая Величкивского, Андрея Мельниика и митрополита Андрея Шептицкого, в котором содержался протест против немецкой политики в Украине. Одновременно Гитлера заверяли в том, что украинские руководящие круги стремятся к тесному сотрудничеству с Германией, чтобы объединенными силами немецкого и украинского народов завершить борьбу против общего врага и претворить в жизнь новый порядок в Украине. Но на подобные заверения в дружбе немцы внимания не обратили и очередной меморанудум снова остался без ответа. В этом же месяце за связь с ОУН-М и ОУН-Б (последняя к тому времени находилась в глубоком подполье) были подвергнуты аресту около 60 человек среди киевской молодежи.
При тех обстоятельствах не могло уже быть и речи о создании украинской армии, поэтому лидеры буковинских националистов, пытаясь уберечь от уничтожения свои кадры, по договоренности с одним из ведущих руководителей ОУН-М генералом УНР Николаем Капустянским организует высылку из Киева нескольких групп из трех и более подготовленных членов формирования в центральные и юго-восточные области Украины для ведения организационной работы и проникновения в административные структуры, дабы избежать нацистских репрессий. 31 января из Киева выехал Войновский с женой и дочерью. Вскоре из Киева выехали также буковинцы Алексей Додяк (зам. сотенного в буковинском курене) с женой, Константин Павлюк (четовой куреня) и доктор Квасницкий, которые сопровождали Олега Ольжича во Львов. Додяк и Павлюк впоследствии влились в буковинское партизанское формирование — БУСА, а в июле 1944 года вошли в буковинский курень УПА, где Павлюк стал руководителем военной разведки.
В итоге значительная часть буковинцев и галичан, не служивших в полиции и шуцбатальонах, была вынуждена покинуть Киев или перейти на нелегальное положение, как например участник Буковинского куреня Корней Товстюк — знаменитый украинский ученый, поэт, педагог, будущий член-корреспондент академии наук СССР, скрывавший свое членство в ОУН и до конца жизни остававшийся украинским самостийником. В 1943 году он был арестован, подвергнут пыткам в Гестапо и чудом бежал, избежав расстрела.
Несмотря ни на что руководство ОУН-М не отказалось от своей изначальной стратегии, направленной на инфильтрациию восточных добровольческих частей Вермахта, СС и шуцманшафта своими людьми. Около 130-150 буковинцев вступили в 115-й шуцманшафт-батальон, сформированный немцами в январе 1942 года на основе части реформированной и реорганизованной полиции. В дальнейшем он был сильно и целенаправленно «разбавлен» местными добровольцами и пленными красноармейцами, чтобы снизить влияние националистов на часть (об истории этого формирования будет подробно рассказано в следующей статье цикла). По одной из версий (неподтверждаемой другими историками, писавшими о боевом пути 115-го шуцбатальона, в том числе и теми, кто критично относится к коллаборационистам и украинским националистам) батальон принимал участие в облавах на евреев и конвоировании их к месту расстрела — печально известному Бабьему Яру (это был уже следующий этап «окончательного решения еврейского вопроса» в Киеве, в феврале 1942-го), в котором позже казнили также сотни мельниковцев. В итоге количество буковинцев в полиции сильно снизилось после создания шуцманшафта, в который перешла часть полицейских.
Общее количество мельниковцев, находящихся в Киеве, не было статичным и постоянно варьировалось, как в связи с постоянным прибытием свежих пополнений из числа походных групп, так и в связи с нацистскими репрессиями, которые вызвали отток значительной части актива в другие регионы. По ряду оценок, в наиболее благоприятный период деятельности ОУН-М, число ее активистов в городе составляло 3500-4000 человек, но этот период продлился недолго. По всей видимости, в это число были включены и местные члены Организации.
Через три месяца после разгона Украинского Национального Совета (17 ноября) и через два месяца после закрытия «Украинского слова» (12 декабря) и окончательного запрета легальной деятельности ОУН-М, в феврале 1942 года на оставшихся в Киеве мельниковцев обрушивается новая волна немецких репрессий, на этот раз более масштабных. В течении зимы 1941-42 года они были вынуждены действовать полулегально или вообще нелегально, скрывая свое членство в ОУН-М.
18 февраля был расстрелян Иван Рогач, предварительно подвергнутый пыткам (справедливости ради, заметим, что пытки он выдержал мужественно, а за несколько дней до ареста категорически отказался покинуть Киев, хотя соратники проинформировали его о возможном аресте). Всего в феврале 1942 года были расстреляны сотни членов ОУН-М и их симпатизантов. Среди них было большое количество участников Буковинского куреня: сестры Евгения и Тоська Суховерские, которые вели организационную работу среди киевского студенчества (они были арестованы в один день с Телигой, когда вместе с ней пришли в союз писателей Украины), Евгений Суховерский, Дарья Гузар-Чемеринская (жена Ореста Чемеринского — референта пропаганды ОУН-М, прибывшего в Киев в составе походной группы Ольжича и расстрелянного вместе с женой), Юрий Дедов, Корнель Костюк, Теофиль Панчук, Корнель Турлык, Николай Унгурян, Роман Якубович, Юрий Шпитко, Владимир Коцур, Керский.
В Киевском районе Дарница нес службу полицейский отдел, в котором состояло много воинов Буковинского куреня, его возглавлял сотник Кульчицкий. На должность его заместителя пробрался советский агент по фамилии Дейнега, выдававший себя за дезертира из Красной армии. По его доносам было арестовано и расстреляно не менее 70 членов и сторонников ОУН-М, главным образом среди полицейских. Впоследствии такая же участь постигла и самого Дейнегу.
Это лишь незначительная часть жертв, которые понес Буковинский Курень и члены других ОУНовских походных групп в февраля 1942-го в Киеве, имена остальных на сегодняшний день не удалось установить. Гестапо уничтожило тогда значительную часть старшин и подстаршин куреня, всех, кто был заподозрен в ведении подпольной националистической деятельности. Избежать арестов удалось тем, кто скрыл свое членство в ОУН-М и лучше соблюдал правила конспирации.
3 марта 1942 года был распущен Украинский Национальный Совет во Львове (созданный мельниковцами после того, как бандеровцы попали в опалу), аналогичная судьба постигла и Буковинско-бессарабский совет. Это окончательно лишило последних иллюзий тех, кто остался на свободе.
9 Февраля был арестован целый ряд сотрудников культурной референтуры ОУН-М, среди которых была Олена Телига. Гестапо схватило их в здании Союза писателей, куда они пришли на работу. Большинство из них входили в Киевскую походную группу. Их главной задачей было возрождение украинской культуры и искусства, развитие украинской национальной мысли, журналистики и публицистики; инфильтрация школ, училищ и ВУЗов для работы с молодежью и прививания ей националистического мировоззрения. Перечислю только некоторых, наиболее известных людей из этого списка: талантливый журналист и сотрудник «Украинского слова» Петр Олейник, киевский публицист Иван Кошик, секретарь-машинист Василий Кобрин — участник боев с венграми за Карпатскую Украину в 1939 году; Иван Рошко-Ирлявский — поэт и воин, участник боев за Карпатскую Украину, автор четырех сборников стихов (два из которых вышли посмертно), член редакции «Украинского слова» и секретарь Союза украинских писателей, редактор литературно-художественного журнала «Литература и искусство», выходившего в качестве приложения к «Украинскому слову». Всего 7-9 февраля было арестовано около 200 членов ОУН-М и сотрудничавших с ними представителей киевской интеллигенции.
Помимо активистов ОУН-М подверглись аресту и некоторые беспартийные деятели культуры, тесно сотрудничавшие с ОУНовцами. В частности, выходец из юго-восточных областей Украины, профессор, преподаватель и драматург И. О. Яковенко, ярый антикоммунист, пострадавший от коллективизации и симпатизировавший ОУН-М. Все они были расстреляны. 22 февраля нацисты казнили Олену Телигу вместе с мужем Михаилом (недавно ей был установлен памятник в Киеве на территории национального историко-мемориального заповедника «Бабий Яр»). Примерно в то же время был казнен бургомистр Киева, уроженец Полтавщины Владимир Багазий, вступивший в ОУН-М и всячески помогавший мельниковцам.
Репрессии против мельниковцев развернулись и в других регионах Украины, в которых они имели свои ячейки. Немцы проводили тщательную проверку и перетряску администраций различных городов и сел, полиции и шуцманшафт-батальонов, выискивая среди их сотрудников и военнослужащих членов ОУН-Б и ОУН-М. Во многих случаях ОУНовцам удалось обмануть немцев и скрыть свое членство в партии, но репрессии все равно носили массовый характер, хотя не везде и не всегда — в ряде регионов оккупационные власти относились к украинским националистом терпимее (кроме бандеровцев, которых рассматривали как безусловных врагов Германии) — в первую очередь к мельниковцам и УНРовцам, которых считали более лояльными.
На протяжении февраля-марта 1942 года гестапо арестовало как минимум десятки оуновских подпольщиков по всей территории Украины: в Житомире, Кременчуге, Полтаве, Херсоне, Кременце, Харькове, Донбассе, Николаеве, на Волыни, Полесье и в других городах и регионах. Повсеместно велось наступление на украинскую печать. В марте в Ровно СД изъяло 21 тысячу экзампляров газеты «Волынь», были разгромлены редакции газет «Расссвет» в Бердянске, «Украинская мысль» в Николаеве, «Донецкий вестник» и другие, в редколлегиях которых работало много членов и сторонников ОУН-М и ОУН-Б. Было подвергнуто арестам значительное число членов Буковинского куреня, которые осели в разных населенных пунктах Надднепрянщины еще в процессе похода формирования на Киев, или прибыли туда из Киева, спасаясь от нацистских преследований.
Однако репрессии немцев настигли мельниковцев и в городах юго-востока. В декабре 1941 года в Полтаве были арестованы несколько буковинцев и приехавший из Киева Зенон Гордисский, но в начале марта они были освобождены по ходатайству работников городской управы, в которой работало много членов ОУН-М, и после выхода из тюрьмы были вынуждены покинуть Полтаву. В конце марта 1942 года, вскоре после «Шевченковских дней», которые торжественно прошли в помещении городской управы, было арестовано все руководство горуправы во главе с бургомистром Полтавы, ветераном УНР и членом ОУН-М Федором Борковским. По воспоминаниям соратников Борковского, он очень твердо и независимо держал себя в отношениях с немцами. После ареста гитлеровцы его отвезли в выкопанную на городском кладбище яму и застрелили без предьявления обвинений и приговора. Помимо Борковского были расстрелены еще три мельниковца, работники горуправы, включая бывшего офицера УНР Клименко, прибывшего в Полтаву из Чехословакии.
В воспоминаниях участника мельниковского подполья М. Соколовского, сказано о том, что аресты украинских патриотов были проведены сразу после того, как они в кабинете Борковского приняли присягу на верность Украине и ОУН-М. По данным исследователя украинского национального движения, ветерана дивизии СС «Галичина» Василия Вериги, мельниковцы были арестованы по доносу заместителя Борковского Галанина, русского по национальности, который впоследствии занял его место и получил за это орден. М. Соколовский, в свою очередь, считал предателем заместителя начальника полтавской полиции Мирошниченко.
В мае 1942 года в Полтаве был расстрелян буковинец Мойсюк, посланный туда для организационной работы, а в Виннице — Илларион Дарийчук «Сокол», служивший в полиции или 109-м шуцбатальоне и Орест Гаджа (возможно также служивший полицейским или шуцманом). В этом же месяце в Белой Церкви Киевской области немцы арестовали и казнили члена Буковинского куреня Вернигору (два его младших брата погибли в 1943 году в боях с красными партизанами — они воевали в одной из добровольческих частей), а позже арестовали еще двоих буковинцев — Семена Демидюка и Максима Поповича — которые, по всей видимости, также были казнены.
В августе 1942 года в Харькове немцы расстреляли сотрудника местной управы инжинера Николая Кононенко, который был руководителем ОУН-М в Харьковской области, а вместе с ним инжинера Н. Горбаня и районного бургомистра В. Светличного, а также еще целый ряд бандеровцев, мельниковцев и их симпатиков, включая двух ветеранов УНР — Константина Захаренко (бывшего главу повстанческого комитета в Харьковщине в 1919-1922 годы) и П. Мисевру. Одним из последних был расстрелян бандеровец Дмитрий Зуб из Галичины, работавший ночным сторожем. Он спас жизнь своему политическому оппоненту — заключенному мельниковцу Андрею Стратенкову, который был осужден на смерть. Зуб освободил его и заплатил за это собственной жизнью.
В этом же году в Ровенской тюрьме немцы казнили большое количество узников, среди которых был член центрального провода ОУН-М на надднепрянской Украине Владимир Яхно. Всего за 1942 год были арестованы и посажены в тюрьмы и концлагеря сотни мельниковцев и бандеровцев, многие из которых были расстреляны. Общее количество жертв нацистов среди мельниковцев и их сторонников за весь период нацистской оккупации только в Киеве составило 621 человек.
Для работы в Чернигове из Киева была направлена группа буковинцев под руководством Якова Осташека «Грома» из села Милиево, которого немцы расстреляли в апреле 1942 года. Члены этой группы вели подпольную деятельность в различных районах Черниговщины. В частности, трое активистов Буковинского куреня организовали весной 1942-го в местечке Козельцы курсы по изучению истории Украины для группы из 31 человека. Когда начались репрессии немцев против ОУНовцев — этих трех буковинцев арестовали по доносу одного из слушателей курсов.
Основными районами рассредоточения мельниковцев из Буковины и доукомплектации созданных ими ячеек из местных кадров были определены, кроме Киевской области: Уманщина, Черниговщина и Винницкая область. Еще на подступах к Каменец-Подольску из состава Буковинского куреня были выделены две сотни и направлены на Уманщину для помощи чернобыльской группе. Позже из Киева в этот район провод куреня направил еще один отряд. По данным буковинца Ивана Хохлача (с начала 1942 года — боец 115-го шуцбатальона), этот специальный отдел из тридцати трех активистов предназначался для работы непосредственно в Умани. Весной 1942 года, в самый разгар немецких репрессий против украинских националистов, ґестаповцы подослали к руководителю группы Осипу Романюку «Богую» из села Майдан провокатора Яворского, который, прикидываясь беглецом из Днепропетровского концлагеря, попросил выдать ему пропуск. За выдачу этого документа гестапо арестовало в марте 1942-го всю Уманскую группу; ее руководителей Романюка и Кастуского бросили в бердичевский концлагерь на Лысой Горе, а других отправили заключенными в Литинское еврейское гетто (причина такого решения немцев осталась неясной).
В конце 1943 года Романюка и Кастуского отправили в Германию, где они погибли в концлагерях, остальных же, по ходатайству группы буковинских добровольцев из 109-го шуцманшафт-батальона, удалось освободить из заключения осенью 1942 года, и они влились в состав этого батальона (по данным Василия Вериги, часть из них была расстрелена в гетто, но в других источниках, опубликованных позже, эта информация не подтверждается).
Самой многочисленной походной группой из тех, что вышли из рядов Буковинского куреня и действовали самостоятельно в юго-восточной Украине, была Подольская группа. Эта группа, состоявшая преимущественно из вижничан, была оставлена на Подолье во время похода формирования на Киев. Почти полгода группа во главе с Юрием Андруком «Ураганом», сотенным (ротным) куреня, работала на подольской земле, организуя работу украинских администраций, школ, курсов. Проводник Браиловского подразделения Подольской группы Осташек из села Бережница осмелился заявить в разговоре с местными жителями, что «немцы ничем не лучше большевиков». За это нацисты расстреляли его в Браилове 9 февраля 1942 года — в день ареста Олены Телиги и нескольких его товарищей по куреню в Киеве.
В конце зимы 1942 года немцы стали требовать списки тех, кто пришел в надднепрянскую Украину из Галичины и Буковины. Чтобы избежать немецких преследований, многие члены Подольской группы вступили добровольцами в 109-й шуцманшафт батальон генерала УНР Ивана Омельяновича-Павленко, симпатизировавшего мельниковцем (но не состоявшего в ОУН) и последовательно придерживавшимся твердой установки на коллаборационизм до самого конца войны. Это не спасло от ареста в апреле 1942 года и длительного заключения в житомирской тюрьме Юрия Андрука. Через несколько месяцев он был освобожден, но арестован вторично в январе 1944-го, однако ему удалось бежать из тюрьмы во время советского наступления и перебраться в Галицию.
Судьбы других участников куреня сложились по-разному. Роман Голик, студент черновицкого университета был оставлен командой куреня в Городенце, а затем перешел в поселок Богородчаны в Ивано-Франковской области, где служил комендантом полиции и в декабре 1943 года был по неизвестным причинам убит бандеровцами. Его отец, учитель Степан Голик, ветеран УГА, служил, как и сын, в украинской полиции Городенца, а затем в других близлежащих населенных пунктах. В 1944 году он был убит большевиками.
Известный историк, исследователь и политик Зенон Городисский (1915-2002) после недолгого пребывания в Киеве, уехал в Полтаву заниматься развитием мельниковской организационной сети. По одной из версий, помогал гестаповцам выявлять и арестовывать ведущих активистов ОУН Бандеры осенью 1941 года в Киеве. В 1944 году занял должность референта внутриполитических дел провода ОУН-М, в конце войны выехал за границу. С 1951 года до конца своих дней жил в США. С 1979-го до 1992-го — замглавы провода ОУН-М, с 1994 года — уполномоченный ОУН-М в США.
Несколько участников Буковинского куреня во время войны или после нее приняли священнический сан и ушли в духовную жизнь, продолжая при этом активно заниматься политической, культурной и просветительской деятельностью. Многие члены куреня были репрессированы нацистами и\или советскими властями, в статье рассказано лишь о некоторой части из них.
Петр Войновский во время своего пребывания в Киеве активно боролся с бандеровцами и многих выдал немцам. Он был завербован гестапо под кличкой «Максим». По некоторым источникам его жертвой в Николаеве стал родной брат Степана Бандеры — Богдан. Несмотря на то, что в течении короткого времени он был заключен немцами в концлагерь, довольно скоро был оттуда освобожден и назначен командиром карательного батальона СС в чине штурмбаннфюрера, одновременно числясь военным референтом ОУН-М. Летом 1943 года переведен в Польшу, затем во Францию, где участвовал в антипартизанских акциях. Весьма характерно, что Войновского совершенно не смущал статус нацистского наемника, карателя и оккупанта, воюющего за интересы убийц сотен его боевых побратимов и соратников, на чужой земле, против народа, который также как и украинцы боролся за свое освобождение, в то время как его однопартийцы воевали на своей территории, в своих национальных формированиях (УПА, БУСА, партизанские отряды ОУН Мельника) под украинским военным командованием.
В 1945 году Войновский бежал в американскую зону оккупации. C 1949 года в США, работал в электрокомпании, с 1979 года на пенсии. Активно выступал против бандеровцев в эмиграционной печати. В 1995 году в Черновцах ему был поставлен прижизненный памятник как организатору Буковинского куреня, а в 1999 году изданы его мемуары «Моё наивысшее счастье». Войновский умер 6 апреля 1996 года, так и не понеся наказания за совершенные им преступления.
Но значительный процент буковинцев продолжил борьбу против большевизма, а в ряде случаев и против нацизма в украинских военных партизанских формированиях и в добровольческих частях немецких вооруженных сил, а около сотни из них стали участниками французского Сопротивления и Французского иностранного легиона. Об этих интереснейших страницах истории вооруженной борьбы ОУН Мельника мы поговорим в следующих частях цикла.