Разноцветная Русь
Материал исторической серии «Великорусская история в сюжетах и фактах»
Русь Белая, Русь Червонная, Русь Чёрная... Произнося эти названия (из которых, впрочем, в наши дни используется только первое, а два других отошли в историю), мы обычно не задумываемся над их смыслом. А в самом деле, что они означают?
Выдающийся русский лингвист О.Н. Трубачёв (1930-2002) обосновал гипотезу, согласно которой эти цветовые обозначения были тесно связаны со сторонами света. Белый цвет означал восход солнца, восток; чёрный — закат, запад; красный — полдень, юг.
«Минуточку! — наверное, скажете вы. — Червонная Русь вовсе не на западе, а на юго-западе Древней Руси! Белая — совсем не восток, а, скорее, центральная её часть! Да и Чёрная Русь не совсем на месте, так как Червонная лежит всё-таки западнее!»
И так как Трубачёв не разъяснил точно и конкретно свои цветовые ориентиры, а лишь подал намёк, то попробуем сами разобраться в этом. Для начала учтём, что в Древней Руси не было понятий о географических параллелях и меридианах. И методы наблюдений не позволяли определить стороны света с совершенной точностью. И, разумеется, цветные обозначения различных частей Руси обусловливались их расположением по отношению к какому-то конкретному месту. Скорее всего, к Киеву.
А теперь представим себя в древнем Киеве и сориентируемся оттуда. Да, ещё время года важно. Пусть это будет лето.
Непосредственно к югу от Киева уже довольно близко начиналось Дикое Поле, где никакой Руси не было, а кочевали печенеги, половцы и тому подобные степные народы. Следовательно, Червонная Русь — Галиция — представляла собой действительно самую южную область Руси (и, одновременно, самую западную). А по отношению к Киеву она находится в той стороне, где солнце стоит в самые жаркие послеполуденные часы. Не тогда, когда тени короче всего, а тогда, когда днём жарче всего. Так что Червонная Русь на своём месте.
Чёрная Русь — это нынешняя Западная Беларусь и Литва. Более конкретно — область города Гродно. По отношению к Киеву она не на западе, а на северо-западе. Но ведь летом в средних широтах солнце и впрямь заходит на северо-западе. Чёрная Русь начиналась там, в той стороне, где, глядя из Киева, солнце никогда не показывалось над горизонтом даже в самые длинные дни.
«Но Белая Русь! — скажете вы. — Она-то по отношению к Киеву и вовсе лежит на севере, а не на востоке!». Не торопитесь. Это современная локализация. В былинные времена Белой Русью называлась совсем другая область. Какая? Да вот именно нынешняя Центральная Россия, ядро Великороссии! Не знали? Да, русские летописцы где-то до XIII века включительно, описывая события в Ростово-Суздальской (Владимиро-Суздальской) земле, часто называли её Белой Русью. Москва была основана именно в древней Белой Руси!
По ориентирам всё совпадает. Это и по географической долготе — самая восточная из земель древней Руси, и расположена она на северо-восток от Киева, то есть в той стороне, где летом занималась заря и вставало солнце.
Каким же образом название Белая Русь перекочевало в дальнейшем с Великороссии на нынешнюю Беларусь?
Тут необходимо вспомнить, что семантика белого цвета была всегда связана в славянских языках не только с понятиями светлого, лучезарного, солнечного, святого. Она (именно в силу этого) была неразрывна с понятиями воли, свободы.
Когда в XI-XII веках эта часть древней Руси интенсивно заселялась восточными славянами из разных земель Киевского государства, она привлекала своими неосвоенными просторами, свободными землями и — главное — слабостью государственной власти. Последняя, со всеми её тогдашними «прелестями» в виде княжеских сборщиков даней и феодальным землевладением, только ещё устанавливалась на этих землях. Крестьянину здесь в то время и вправду было свободнее, чем на давно освоенных и обжитых землях Приднепровья или окрестностей Великого Новгорода. Так что Белая Русь — это ещё и Русь свободная, вольная.
И тогда понятно, почему с XIII-XIV веков это название закрепляется за другой областью Руси. Будущая Московия, Великороссия тогда платила дань Золотой Орде. А к западу от неё начинались владения Великого Княжества Литовского и Русского (ВКЛР), свободные от ордынского ига. Белой — свободной — Русью вполне естественно стали зваться земли ВКЛР.
Невозможно оставить тему Древней Руси и перейти к более поздним сюжетам, не осветив напоследок географию восточнославянских племён, из которых в дальнейшем сформировались великорусский, украинский и белорусский народы. В первой статье нашего цикла мы уже упоминали, что т.н. восточное славянство имело гетерогенное происхождение из разных областей древнеславянской прародины, что это сборный географический термин, и единого восточнославянского (прарусского) народа не существовало. Сейчас мы подробнее пройдёмся по истории происхождения Руси.
Согласно комплексным данным наук, славяне Русской равнины двенадцать-тринадцать столетий тому назад состояли из четырёх групп разного происхождения. Южная группа, связанная своим генезисом с антами византийских историков, была представлена в древней Руси племенами хорватов, тиверцев, уличей.
Хорваты — слово загадочного происхождения, по поводу которого в науке пока нет устоявшегося мнения. Хотя большинство учёных считают (по фонетике), что оно иранского происхождения, однако значение его непонятно. В землях будущей Киевской Руси, а именно в Прикарпатье, жили белые хорваты (некоторые связывают с их этнонимом название Карпаты, однако известно, что ещё в римское время в Карпатах жило дакийское племя карпов, откуда, скорее всего, и наименование гор). Другие части некогда многочисленного народа хорватов широко расселились в эпоху великой славянской миграции (V-VII вв.). Кроме северо-запада Балканского полуострова, где они дожили до наших дней и сложились в нацию, хорваты вплоть до XII века отмечаются источниками также на территории современной Восточной Германии (наряду с сербами — кстати, этноним достоверно иранского происхождения), где впоследствии составили часть народа, именуемого ныне лужичанами, или лужицкими сербами.
Тиверцы и уличи названы были так по местностям, где они жили. Тиверцы — от старинного названия реки Днестр — Тирас (Тиверас). Уличи (угличи) от местности Угол (до сих пор слово «угол» может применяться у русских не только к помещению, но и к местности). В археологии группе племён антского происхождения, как обосновал академик В.В. Седов (1924-2004), соответствует пеньковская культура.
Само слово анты — иранского происхождения и этимологически связано с понятиями «край, окраина, граница». Сами славяне себя антами, по-видимому, не называли, это наименование было дано им соседними народами. Однако, как показал Седов, оно было образовано из этимологически тождественного славянского этнонима, который нам в точности неизвестен. Следовательно, ещё во времена, предшествовавшие Киевской Руси, значительная часть славян на нынешней территории Украины называла себя каким-то словом, схожим с понятием «украинцы».
Украина (или близкое к нему праславянское слово), таким образом, в качестве обозначения страны, поныне носящей это имя, по-видимому, предшествовала названию Русь. Кстати, в те времена это была действительно окраина (или лучше сказать — передний край) всего славянского этнического массива, граничившая с Великой Степью (ираноязычной, затем тюркоязычной).
Более обширная группа восточнославянских племён, по концепции Седова, имела западное происхождение — от дулебов, первоначально живших на территории нынешней Чехии. Какая-то часть дулебов в VI-VII веках мигрирует (прежде всего, спасаясь от ига аваров, осевших на территории нынешней Венгрии) на земли теперешнего северо-запада Украины и Белорусского Полесья. В дальнейшем они дают начало племенам полян, древлян, волынян (бужан) и дреговичей. Этимология этнонимов поляне и древляне совершенно прозрачна. Название дреговичей исследователи дружно выводят из старославянского (до сих пор есть в белорусском языке) слова, обозначавшего болото. То есть большинство племенных названий здесь — от характера местности. Волыняне и бужане — от местных топонимов дославянского происхождения. Группе племён дулебского происхождения соответствовала восточная область распространения пражско-корчакской археологической культуры.
Несколько археологических культур на Севере древней Руси оставили племена, отождествляемые с летописными кривичами и словенами ильменскими. Эти племена вели своё происхождение в основном от славян южного побережья Балтийского моря (в нынешних Германии и Польше). Считается, что первоначально в эти переселявшиеся племенные группы входили небольшие балтские и германские элементы, постепенно растворившиеся в славянской массе. Их миграция происходила по рекам северо-запада Восточной Европы.
Словене ильменские локализовались, в конечном итоге, вокруг будущего Великого Новгорода. Племя кривичей заняло обширную территорию от Пскова до Смоленска, от Полоцка до Москвы (все эти города возникли на древней кривичской земле) и, в свою очередь, видимо, начало распадаться на несколько племён. Из них мы точно знаем лишь одно — полочане (название от речки Полоты, на которой был основан Полоцк), и ещё одно — смоляне (где сейчас Смоленск) — предположительно.
Словене, вероятнее всего — исходное самоназвание славян периода становления этнического самосознания. В его основе, по-видимому, термин «слово». Словене означало людей, говорящих на понятном языке (в противоположность «немцам» — немым, т.е. говорящим на непонятных языках). В современном мире этот этноним сохранился у словаков и словенцев.
Впрочем, академик Б.А. Рыбаков (1908-2001) считал этноним словене производным от венедов — самое древнее из имён, под которым славяне известны в исторических источниках. Как установил В.В. Седов, венеды не было именем, данным славянам со стороны. Первоначально это было самоназвание древней центрально-европейской общности до того, как из неё (к концу II тысячелетия до н.э.) выделились кельты, италийцы, иллирийцы, а потом германцы и славяне. Славяне поначалу унаследовали самоназвание этой общности. В этой связи гипотеза Рыбакова, трактующая имя словене как сло-вене — «послы венедов, венеды-переселенцы», безусловно, заслуживает внимания.
Этноним кривичи исследователи связывают, как правило (но на сей счёт есть и другие версии), с титулом верховного жреца у некоторых балтских народов. Заметим, что территория расселения кривичей целиком расположена в древне-балтском ареале. Допустимо предположение, что в процессе своего расселения предки кривичей не только ассимилировали в языковом плане местное балтское население, но и заимствовали часть их сакральной терминологии, связав и свой этноним с чем-то священным для их новой родины.
В.В. Седов, основываясь на археологических находках (конкретно — на одном типе женских украшений, височных кольцах), утверждал, что среди переселившихся с Балтики славян, осваивавших север Русской равнины, было ещё одно крупное племя, имени которого мы не знаем. Это племя заселило будущую Ростово-Суздальскую землю, но заимствовало местный финский этноним — меря. То есть, по его мнению, во времена Киевской Руси упоминаемая в летописях меря была уже славянским племенем.
Однако автор «Повести временных лет» (ПВЛ) чётко поместил мерю в числе «иных языцев, иже дань дают Руси», т.е. определённо не считал мерю славянами. Скорее всего, такого признака, как тип женских украшений, явно недостаточно для однозначной этнической идентификации. Согласитесь, что одному племени легче заимствовать у другого моду на определённые украшения, чем этническое самоназвание.
Надо полагать, что славянские переселенцы в Верхневолжском регионе, если и были в VI-VIII вв., то растворились в финноязычной среде. Славянизация этих мест связана уже с притоком населения, бывшего носителем курганной культуры из Приильменья, происходившим в X-XII вв., что согласуется и с письменными источниками.
Наконец, четвёртая группа восточнославянских племён, по гипотезе Седова, непосредственно связана с этнонимом русы. У неё довольно длительная и запутанная история. В конце VII-VIII вв. на обширной территории от среднего течения Днепра до верховьев Дона существует волынцевская археологическая культура. В IX-X вв. она в разных частях ареала трансформируется в роменскую и боршевскую культуры. Носители поздней волынцевской культуры осваивают также бассейн верхнего течения Оки. А истоки волынцевской культуры исследователь усматривал в именьковской культуре, существовавшей с конца IV по конец VII века в Среднем Поволжье — на территории нынешнего Татарстана!
Гипотеза Седова о славянской принадлежности именьковской культуры имеет солидную и прочную аргументацию. Но как попали туда славяне ещё на заре Средневековья?! И на это у исследователя есть исчерпывающий ответ. В конце IV века поселения черняховской культуры на территории нынешней Украины были разорены гуннами. Черняховская культура с этого времени испытывает сильный упадок, а в V веке прекращает своё существование. Но некоторые традиции этой культуры продолжаются в ряде других, основанных мигрантами из черняховского ареала. Одной из таких культур является именьковская. А традиции именьковской культуры, в свою очередь, по мнению Седова, продолжает культура волынцевская.
Среди носителей черняховской культуры совершенно определённо были славяне (хотя были там и сармато-аланские племена, т.е. иранцы, и германское племя готов). Поскольку на территории культур, развившихся из волынцевской, летописью чётко фиксируются славяне, то Седов уверенно утверждал, что, следовательно, предковая для неё именьковская культура тоже была создана славянами. Возможно, что в составе беженцев из ареала черняховской культуры в Среднее Поволжье были и не-славяне, однако славяне преобладали и на новом месте ассимилировали носителей других языков.
Из аргументов учёного, подтверждающих славянскую принадлежность носителей именьковской культуры, заострим внимание на двух: историческом и лингвистическом.
Известно, что арабские географы и путешественники IX-X веков называли Волгу славянской рекой, а правителя Волжско-Камской Булгарии считали властителем славян. По мнению ряда учёных, это означает, что на Средней Волге в ту пору существовал крупный этнический массив славян. По версии Седова, это был остаток славянского массива, расселившегося там ещё в конце IV — начале V вв. и основавшего именьковскую культуру.
О.Н. Трубачёв установил ареал архаичных славянских гидронимов. Он протягивается от Среднего Днепра через область верховьев Дона вплоть до Средней Волги. Когда Трубачёв только начинал эту работу, он обратил внимание лишь на край этого ареала в Поднепровье и обосновал гипотезу о днепровской прародине славян. В дальнейшем он отказался от такой трактовки по логическим соображениям: на своей прародине народ пользуется топонимикой, унаследованной от далёких предков, говоривших на сильно отличающемся языке. Концентрация гидронимов одного языка связана, напротив, с областями позднейшего расселения народа. И, кроме того, Трубачёв обнаружил, что ареал архаичных славянских гидронимов простирается далеко на восток от Днепра. В.В. Седов счёл, что этот ареал как раз и указывает на те области, по которым происходила миграция носителей именьковской культуры — сначала перед её созданием, а затем возвратная от Волги к Дону и Днепру.
Аргументы Седова смотрятся убедительно, хотя нельзя не признать справедливой и их критику в том плане, что среди носителей именьковской культуры вполне могли быть и представители других этносов, кроме славян, и они совсем необязательно должны были быть ассимилированы последними. А утверждение Седова о том, что уже тогда эти славяне называли себя русами, выглядит просто недоказуемым, хотя вполне может быть правдой.
Славянские племена, отождествляемые с носителями культур, возникших из волынцевской, это северяне, радимичи и вятичи. Северяне (севéра) — не от стороны света, а от иранского слова, обозначавшего «чёрный». Это племя жило в левобережной Украине. О нём до сих пор напоминают названия реки Северский Донец и города Новгород-Северский. Радимичи, расселившиеся по течению реки Сож, и вятичи в бассейне Верхней Оки и в верховьях Дона, весьма вероятно (ПВЛ утверждает именно так), производные от личных имён Радим и Вятко. Впрочем, само имя Вятко (Вячеслав) связано с древнеславянским «вятший» — лучший, достойнейший, наибольший. Поэтому некоторые исследователи высказывают предположение, что этноним вятичи этимологически тождествен этнонимам венеды и вандалы в значении «большой народ» или же «лучший народ, лучшие люди».
Какая-то часть этого массива восточнославянских племён, впрочем, могла иметь иное происхождение — не местное и не от славянских ре-эмигрантов из Поволжья. Так, ПВЛ определённо выводит радимичей и вятичей «от ляхов». Весьма вероятно, что некоторые рода в этих племенах могли быть переселенцами из западной части славянского мира. Во всяком случае, В.В. Седов выдвигал убедительные археологические аргументы о значительной миграции населения из Великой Моравии после гибели этого государства в конце IX века в Киевскую Русь. Не исключено, что подобного рода миграции и из других славянских земель в будущую Русь могли происходить и раньше. Археология не может претендовать на то, что в её материалах отображаются все без исключения большие миграции прошлого.
Седов считал, что предки данной (четвёртой в нашем списке) группы восточнославянских племён ещё на стадии волынцевской культуры, а то и раньше — в период сложения именьковской культуры на Волге — именовались русами.
Этноним русы большинство исследователей выводит из иранской или даже праиндоевропейской основы, связанной с понятиями белого, светлого, лучезарного и т.п. (ср. антиномичный ему приведённый выше этноним севéра — чёрный). Однако, если разобраться подробнее, то главным основанием для предположения Седова об отождествлении древних русов с носителями волынцевской культуры является представление о том, что больше им вроде негде было быть. В западных «Бертинских анналах» под 839 годом упоминаются послы кагана русов. Ныне достаточно твёрдо обоснована точка зрения, что Русский каганат располагался где-то по соседству с Хазарским. Однако такая локализация представляет ещё достаточно широкий простор для различных трактовок.
Так, по подробно аргументированной гипотезе Е.С. Галкиной, Русский каганат представлен в археологии не волынцевской, а салтово-маяцкой культурой, отличающейся от собственно хазарских древностей (на что обращали внимание некоторые археологи) и располагался он, следовательно, не там, где впоследствии жили славянские племена, а южнее — по средним течениям Северского Донца и Дона. Соответственно, указанный исследователь считает русов VIII-IX вв. не славянским, а иранским племенем, чей этноним (как и хорваты, сербы, севéра) впоследствии был воспринят частью восточных славян.
По-видимому, в настоящее время у науки нет достаточных данных, чтобы отвергнуть ту или другую гипотезу происхождения русов. Но уже сама по себе, по-видимому, неопровержимая локализация древнего Русского каганата именно в южной части будущей Киевской Руси, представляет собой немалое достижение исторической науки по сравнению с теми ещё не очень давними временами, когда в научной литературе существовал значительный разброс прародины русов — от Скандинавии до Крыма и от Дуная до Волги.
Впрочем, необоснованно долго державшаяся в науке гипотеза о происхождении русов из Скандинавии не имеет прав на существование по двум простым причинам: 1) в Скандинавии ни по историческим источникам, ни по топонимике не обнаруживается племя русов или как-то сходное по звучанию; 2) главный наш источник по древней Руси — ПВЛ — совершенно однозначно помещает варягов (с коими иногда отождествляет русов, хотя такое прочтение ПВЛ далеко не бесспорно) на южном берегу Балтийского моря. То есть, согласно строгим научным канонам, теория норманнского происхождения Руси вообще не могла бы быть выдвинута. Её встречающееся до сих пор пережёвывание — анахронизм.
В пользу того, что русами часть славян называлась уже в эпоху Великой славянской миграции, Седов выдвинул тот аргумент, что русы (руги), известные по западным источникам Х века где-то на границе Чехии и Баварии — определённо славяне. А они, считал учёный, могли появиться там только в V-VI вв. Следовательно, часть славян принесла в этот регион этноним русы. Однако среди народов, вторгавшихся в ту эпоху в Центральную Европу, были, очевидно, и иранцы (например, аланы, что известно точно). Хотя и кажется маловероятным, чтобы один и тот же иранский этноним был одновременно усвоен в двух разных регионах двумя славянскими племенами, такую возможность нельзя исключать.
Кроме того, не все учёные согласны с однозначным отождествлением руги=русы, на котором основывал свои умозаключения Седов. Многие обращают внимание на его близость к ругиям, от которых произошло название острова Рюген (у славян — Руяна; это название, однако, тоже неславянского происхождения). По теории Седова, ругии=руяне не могут иметь отношения к его южным русам. Впрочем, некоторые исследователи строят теории происхождения Руси именно на последнем отождествлении (вспомним, что варяги, согласно ПВЛ, жили на южном берегу Балтики). Правда, для этого им приходится игнорировать сведения о Русском каганате.
Видимо, вопрос об этнической принадлежности племени русь до IX века пока остаётся открытым.
Что касается последующего отождествления в источниках этнической руси с варягами, то Седов объяснял его обилием скандинавов в дружинном сословии Древнерусского государства. Русь в какой-то момент стала общим наименованием правящего класса, а уже от него в дальнейшем — самоназванием всех подданных этого государства. Схема не выглядит искусственной, однако её принятию мешают некоторые обстоятельства.
Среди дружинников древней Руси, безусловно, было немало скандинавов. Особенно много предметов скандинавского происхождения, причём атрибутов воина, найдено в могильниках в Гнёздово под Смоленском. Однако: 1) в других захоронениях древней Руси их очень мало; 2) и в самом Гнёздове их меньше, чем всяких других. Далее, подробный анализ имён русских князей, упоминаемых в договорах с Византией 911 и 944 гг., проведённый многими исследователями, показал, что германские имена там также в явном меньшинстве (хотя большинство имён определённо неславянские; для многих имён этническое происхождение остаётся невыясненным). То есть скандинавы отнюдь не определяли ни этнического, ни материально-культурного облика древнерусской дружины в период складывания Киевского государства. Проблема усложняется тем, что ПВЛ, как мы уже упомянули, помещает варягов отнюдь не в Скандинавии.
Следовательно, и в вопросе о том, каким образом иноплемённое название русь распространилось среди восточных славян, нам пока приходится довольствоваться лишь предположениями неизвестной степени достоверности.
Однако совершенно ясно, что для большинства восточных славян долгое время после складывания Киевской Руси актуальными были племенные обозначения. Впоследствии же, на стадии политической раздробленности, они сменились самоназваниями по землям: новгородцы, суздальцы, смольняне и т.д. Осознание принадлежности к одному русскому народу, к единой Русской земле просматривается в письменных источниках. Однако неизвестно, насколько далеко это самосознание распространялось по слоям населения Киевской Руси, насколько оно не было исключительной принадлежностью лишь «книжных людей» (тогдашней интеллигенции).
Обращает на себя внимание то, что среди племенных названий одни образованы с помощью суффикса —не, другие — с помощью суффикса —ичи. К первым относятся поляне, древляне, волыняне, бужане, северяне и словене (словяне, славяне). Характерно, что если первые два — производные от характера местности (и антиномичны по отношению друг к другу), то следующие три — производные от топонимов (северяне, очевидно, тоже от названия соответствующей области — Севéра, заимствованной из иранских языков). Не содержится ли в этом какое-то указание на происхождение общего этнонима словене? И если да, то какое именно?
Такие названия, как кривичи, радимичи, вятичи определённо связаны с антропонимами (Криве — исходно тоже антропоним). Они образованы суффиксом, выражающим родовую принадлежность. Исходя из этого правила, справедливо усомниться в происхождении племенного имени дреговичей от характерной местности (дрегва=дрягва=болото), а уличей (угличей) — от топонима. Тем более, что на Балканах известно славянское племя драгувитов, которое большинство исследователей отождествляет с дреговичами, хотя там никаких болот нет. Если только, конечно, балканские дреговичи не были частью переселившегося туда из Полесья племени. Однако тот же Седов обосновал отсутствие миграции между этими регионами после появления этнонима дреговичи в Полесье.
Так что и в происхождении племенных названий восточных славян до сих пор ещё немало неясного.
Впрочем, в позднейшем русском языке от одних и тех же топонимов производились тождественные по смыслу слова с использованием суффиксов обоих типов (ср. пскович=псковитянин, москвич=москвитянин). Поэтому и во времена Киевской Руси одна форма образования славянских этнонимов могла не содержать каких-то семантических отличий от другой.
Отдельные восточнославянские племена были известны далеко за пределами Киевской Руси и ещё раньше неё. Так, в восточных источниках, восходящих к началу IX столетия, упоминается славянская страна Вантит (в другом прочтении — Вабнит). Б.А. Рыбаков убедительно обосновал, что под этим именем арабы и персы знали вятичей, занимавших обширный регион Великороссии к югу от теперешней Москвы. Самое позднее, одновременно с Киевской Русью, вятичи создали свою государственность, длительное время успешно противостоявшую всем попыткам «общерусских» князей подчинить себе вятичей и христианизировать их.
К истории вятичей, являющейся одним из ярких истоков истории великорусского народа, мы обязательно обратимся в одном из следующих очерков.