Общество

Дедовщина по умолчанию

Дедовщина по умолчанию

На днях ко мне обратился знакомый журналист с просьбой поведать, что происходит со срочной службой в России в связи с переходом на один год службы.

На его счастье, как раз недавно я этим вопросом занимался. Что касается 2 лет службы — испытал на себе все прелести дедовщины, при этом попав в армию осенним призывом 1995 года, когда не уволили наших дембелей, шедших на службу на полтора года. Нам же о том, что мы «попали» на 2 года, сообщили уже непосредственно в нашей бригаде.

Общался с людьми, которым помогал защищать права их детей в армии, которые попали уже на год. Кратко говоря — дедовщина не исчезла. Она сконцентрировалась.

Надежда умерла первой

Было много надежд, что с переходом на один год срочной службы в армии будут какие-то изменения. Банальный оптимизм, внушаемый с телеэкранов, которым уже мало кто верит, все же подстегивал ту же уверенность — ну наконец-то. Что-то изменится. Дедовщина, «спрессованная» до одного года, не сможет существовать. Ведь первый год службы все срочники равны. Все они — не люди, низшее звено. Уберем второй год и среда, которая «прессовала» солдата первый год службы, отпадет. Очень хотелось в это верить. И верилось.

Пока не вышел разговор с недавно дембельнувшимся солдатиком. Вышло то, о чем предупреждал комитет «Солдатские матери», и о чем все это время боялись подумать те, кто биологически не переваривает дедовщину, приравнивая ее к еще одной форме эдакого «солдатского фашизма». Год «срочки» спрессовал в себе все то, что было ранее растянуто на два года. Приговор окончательный.

Было весело и совсем не страшно в 95 году, пока мы из военкомата ехали до Москвы. Пыл сбавил короткий спич-приговор водителя машины, которая за нами приехала. Выйдя из своего чистенького, как Фольксваген Туарег в автосалоне, «Урала», водила сразу выдал нам:

В кузове не сс**ть, не блевать, бычки не бросать, если есть еда еще какая с дома — засуньте в дальний угол — буду благодарен. У вас ее все равно отберут по приезду. Сигарет оставьте по пачке — остальное суньте к еде — тоже отберут. Я хоть покурю за ваше здоровье. Все, пацаны. Вы попали. Не завидую.

Наш пыл «приближения к армии» резко спал. Кажется, реально «попали». Интрига была в том, что в конце 95-го года мы ехали служить на срок в полтора года. А приехали уже на два.

Ломка иерархии дедовщины — страшная вещь. Наши «прадембеля» не уволились. Их дембельские «комки» (камуфляжи) со значками, шевронами с кантиками и аксельбантами им пришлось прятать еще полгода. Можете представить себе их настрой. А тут привезли нас — «тепленьких». Нас жалко? Наоборот — из-за того, что нас в 95 году в армию было тяжело «наловить» (сразу скажу — в военкомате меня «потеряли», за повесткой шел сам), «срочку» продлили еще на полгода. Хуже было тем, кого не уволили. Поистине зверьми они стали. И на ком отыгрываться? Ответ, наверное, знаете.

Скажи-ка, деда

Когда-то я писал статью «Попадалово в армию». Если порыться в архивах на сайтах, думаю, ее можно найти. За эту статью я много наслушался «душещипательного» от работников военкоматов. Хотя, стоп. А они-то тут причем? Их дело — наловить и сдать, выполнив план. То, что дальше — как бы не их вина. Вот только спят ли они спокойно, «выполнив план», отправив молодых ребятишек «туда»?

Или все же «мое ваенкомато с краю»?

В той статье про «попадалово» было четко описано, с чем сталкивается человек, попадая в армию. Была попытка даже провести некий «курс выживания вновь прибывшего пополнения». Не с учетом того, что это прочтут молодые солдаты (в армии кроме «Красной звезды» газет не бывает. Интернет — только в штабе под прицелом), а с учетом того, что это прочтут люди, которым скоро «светит» надеть на себя погоны российской армии.

Я хорошо запомнил момент, когда мной сломали тумбочку в расположении обпившиеся ночью дембеля, а когда меня поставили на ноги, заставили стереть с пола кровь, спросили: «Вопросы есть?» Я спросил: «А за что?». Ответ был таким: «А ты знаешь, как нас п*дили?!»

Два в одном

Предлагаем вашему вниманию эксперимент. Участники его — вы сами. Цель — сравнение.

Объясняю. Не так давно мне выпало пообщаться (так вышло — через знакомых) с парнем по имени Алексей (Леха, без паники — ты не один там служил с таким именем), который в прошлом году дембельнулся со срочной службы из воинской части, расположенной в населенном пункте Переяславль-Залесский. Войска связи. Интересно, что даже сейчас, уже будучи «гражданским», узнав, что разговор наш, возможно, будет не просто частной беседой, а может быть использован в статье для СМИ, Алексей напрягся. Мол — может, не надо? Итак, мол, все всё знают. Я спросил его — он чего-то опасается? Да нет, ответил Алексей, просто так. А вдруг? Что за «вдруг» он не стал объяснять.

Тогда я понял, что тем более надо писать об этом. Раз он даже сейчас «почему-то вдруг не хочет», чтобы его рассказ попал в СМИ, крепко их там «забили». Вот и боятся до сих пор.

Но давайте так — умалчивая проблему, диагноз не поставишь. А диагноз нам нужен — без него не установишь лечения. А если не лечить... Помните? Кто не хочет кормить свою армию (читай — наладить в ней все, навести порядок), будет кормить чужую.

***

Предлагаем вам выдержки из повествований о солдатской жизни солдата срочной службы. Один из них — служил 2 года (95-97), второй — год (2008-2009). Читайте и думайте сами. Все в ваших руках или в ваших мониторах. Поехали.

ДМБ 97 (2 года):

...Нас привезли в бригаду ночью, после проверки в штабе, загнали в казарму, на крыле которой висела табличка: «2 рота ВПП». ВПП — рота вновь прибывшего пополнения. Когда мы делали вид что спим, наши вещи методично «шмонали» сержанты, прикомандированные в роту из строевых подразделений на месяц, до окончания нашего «карантина», то есть, пока нас не раскидают по подразделениям или учебкам.

Утром сумки были пустые. Банка любимого оливье, который делала мать, бесследно пропала. Почему-то расстроился больше всего из-за нее. Не из-за того, что нас всех заставили на следующий день подписать бумаги, что мы отказываемся от нашей гражданской одежды, в которой приехали (когда нас раздевали, дембеля бегали и дрались за наши вещи), не из-за того, что у нас украли мыло, зубную пасту, станки для бритья, и прочее, а именно из-за салата. Матушка вложила в него всю душу — как кусочек домашнего тепла от семейного стола. Суки.

Весь месяц «карантина» нас не трогали. Гоняли по уставу, издевались, конечно, но даже тогда мы умудрились распить бутылку водки, принесенную в расположение после увольнения по случаю присяги старшей сестрой одного из наших парней. Ночью, на 8 человек, из горла, прямо в расположении, с повышенными «фишками» — мерами безопасности. Чтобы через 10 минут лечь в постель, разбив и спустив в армейский заменитель унитаза пустую бутылку, но с ощущением некой «опасной проявленности свободы».

Через месяц 90% нашего призыва раскидали по учебным частям. Полгода «уставшины» во всем ее проявлении идиотизма казались концлагерем. Написал о некоторых «идиотизмах» домой матери. Она прислала ответ: «Отец сказал, что когда вернешься в боевую часть, „учебка“ покажется пионерлагерем». Мой отец знал, о чем говорил — всю жизнь военный. Начиная со срочки, сержантской учебки, первой школы прапорщиков ВДВ в Литве и службы в разведподразделении 137 десантного полка в Рязани.

Так и оказалось. По приезду в часть через полгода службы нас не трогали «3 золотых дня» — такая была традиция. После — нас стали уничтожать.

К этому моменту мы отслужили по 7 с лишним месяцев.

ДМБ now (1 год):

...Нас привезли в часть вечером. Форму дали уже в военкомате. Никто не знал, как ее одевать, никто не объяснял. Почти никто не умел вязать портянки — оборачивали ноги в них и запихивали в кирзачи. Носки и вообще всю одежду заставили сдать — чтобы отдать родителям. Приехали, по дороге запрещали курить, в штабе распределили по подразделениям. «Покупатель» с каждой роты ходил как на невольничьем рынке и выбирал себе людей. Их очередность назначал замкомандира части. Кому-то нужны были поздоровее, кому-то поумнее, кому-то наоборот, потупее и позабитей. Вопросы были такие: «Кто занимался спортом?», «Кто занимался радиоэлектроникой?», «Студенты бывшие есть? Где учился?», «Кто вообще ничего не умеет и не хочет особо загоняться?».

Нас разобрали по ротам, повели в казармы. Привели, построили роту, нас — напротив — представили. Раздали по взводам, показали кто у кого сержант и все.

Нам показали кровати, сказали ложиться спать. Ночью нас подняли «дембеля». Такие же как мы пацаны, только уже «в теме». Нас было 4 человека в этой роте. Отвели в туалет, там сидели самые «крутые» с этой роты, курили, что-то пили. Сказали, чтобы мы сдали им все деньги «на хранение», еду и сигареты, а также мобильные телефоны. Мол, такие «правила». Сразу предупредили, что если о ночном разговоре узнают «шакалы» (офицеры), вся наша служба сразу станет адом.

Кто-то спросил из наших, а почему мы должны им отдавать наши вещи, на это ответили, что это такая армейская традиция, что теперь вся наша жизнь стала другой, надо привыкать, и если мы хотим здесь выжить, надо «не тупить», «не тормозить», а делать то, что говорят старшие.

Как-то так вышло, что у нас все забрали. Потом один «самый главный» по имени Рустам стал подзывать к себе на разговор. Задавал тупые вопросы, мол, девушка на гражданке осталась? Какой у нее номер телефона, кем работают родители, где и как живу, чем занимался до армии, есть ли в семье машина, будут ли приезжать родители.

Всякая попытка уйти от ответа сопровождалась предупреждением, мол, если сейчас «плохо пропишешься», потом будешь всю службу «духом», вне зависимости от того, сколько прослужишь.

На следующий день утром нам объяснили, что мы должны выполнять все, что скажет старший призыв. Точнее его «авторитетные представители». Главный — Рустам.

В обед нам сказали, что мы «можем показать себя» — после обеда каждый должен принести еды дембелям со столовой и сигарет с фильтром. «Рожать» (находить) сигареты предлагалось за пределами части или в районе КПП, когда туда приезжают посетители. Кто-то из наших кинулся выполнять «задание». В итоге у кого-то что-то получилось, кто-то только сделал вид, что пытался что-то сделать. Когда нас спрашивали, мол, что «зародили», предупредили, что ночью будет «разговор».

На вечерней поверке командир роты спросил нас, мол, все нормально? Ответ ему был не нужен. Еще он сказал, что командир части видел, что мы шли сегодня в столовую не в ногу «как стадо баранов», и что все свободное время сержанты теперь будут учить нас строевой подготовке. Попросил старослужащих «внушить» нам, что строевая подготовка в армии — это серьезно, и что если кто-то будет «тормозить» и рота будет из-за него «встревать», этот человек будет маршировать на плацу по ночам вместе со всей ротой, когда наш командир роты будут «на сутках» дежурным по части«.

Перед отбоем нас предупредили, что «спать нам не положено полгода», пока не разрешат дембеля. Дембеля — те, кто прослужил 9 месяцев, «черпаки» — 6 месяцев.Дембеля сказали черпакам, что если из-за «ваших духов» будут проблемы в роте — бить будут их тоже.

Ночью нас подняли и повели в каптерку к Рустаму — он был замстаршины. Там он расспрашивал всех, кто что «нарожал» в течение дня. Те, кто все сделал — шли мыть туалет и расположение. Кто «протормозил» — вели в туалет бить.

Потом всех повели «учить» вставать «на крокодила» (держаться руками за дужки кровати, зависая на ней), «на попугая» (полусидя висеть на двух дужках одной стороны кровати), «отбою до третьего скрипа» (все «падают» в постель, после трех скрипов кровати, который могут сделать сами дембеля, всех поднимают и заставляют отжиматься) и так далее — там существует очень богатый «рацион».

Дембеля опять что-то пили. Потом нас положили на пол в «упоре лежа» и по нам пробегали черпаки. Если на ком-то он падал (стоящий в упоре лежа прогнулся), того поднимали и «пробивали душу» — сильный удар кулаком в грудь. Был еще и «лось» — скрещиваешь ладони на лбу, тебе со всей мочи бьют кулаком по ним, ты отлетаешь и докладываешь: «Откат нормальный, гильза в ящике, расчет 2 взвода».

Всю эту ночь мы не спали. Утром мы убирали расположение за всех, пока дембеля спали. Убирали территорию за всю роту и так далее. С каждой ночью издевательства становились все круче. При этом, когда утром командир взвода спрашивал, мол, есть ли больные, нам было запрещено говорить о своем состоянии здоровья — иначе ночью будут большие проблемы.

ДМБ 97 (2 года):

Все описанное выше — было и у нас. Но не в таких «концентрациях». Ночные избиения — через день. «Роды» сигарет и еды — не так часто. Когда через полгода пришел следующий призыв — нас гоняли меньше, скорее как показатель для нового призыва. Хотя нового призыва как такового не было. Много молодых солдат отправили по учебкам, в роту пришло всего 3 человека, за которыми офицеры смотрели, как за хрустальной вазой — потому что за ними смотрели замполит полка и роты. Били, издевались. Но не каждый день и не каждую ночь.

ДМБ now (1 год):

Через 2 месяца нас стали «переводить». «Достойных» поднимали ночью, вели в туалет и со все мочи били ремнем с солдатской пряжкой по заднице. В это время солдат стоял «раком» и не должен был произнести ни звука. В зубы давали «тренчик» — брезентовый брючной ремень, чтобы сжимать зубы и молчать. Если произнес звук — процедура окончена до следующей ночи. Было много крови от медной бляхи. После 8 ударов разрешали садиться в раковину с холодной водой. Там уже была заткнута сливная дырка — чтобы «остудить» зад. Кому-то ломали кости таза по пьяни. Это было «посвящение».

Нас избивали полгода, пока не уволились наши дембеля. Когда они уволились, наш призыв со злости, и оттого, что они все это выдержали, с удвоенной ненавистью стал издеваться над следующим молодым призывом.

Эпилог

Когда я все это выслушал, понял — ничего не изменилось, просто вся грязь и злость и ненависть дедовщины стала отчаяннее и «втиснулась» с удвоенной силой в урезанный пополам срок службы. Хотя очень хотелось надеяться на иное. Мы не побороли дедовщину сокращением срока «срочки». Мы сделали ее «концентрированней». Тот «рацион», который солдат получал за 2 года, он стал получать за год. ДВА В ОДНОМ.

Выход?

Сокращением срока «лечения» болезнь не победить. Я думаю, что начинать надо, во-первых, с военных училищ. Ведь именно там «все этой красоте и обучамши». Думаете, офицеры не знают, что у них происходит в казармах? Да получше уж, чем мы с вами.

Но они все это проходили уже в училище!

Выход — начать работу с подготовки офицерского состава. Чтобы слово «русский офицер» вновь возымело тот смысл, какой оно имело ранее. В другие времена. Чтобы офицер действительно был «отцом командиром» для солдата, а не «ответственным за роту».

Второе и главное — срочная служба. Нужна армия на бумаге? Или нужна нормальная боеспособная армия? Сейчас говорят о ее сокращении — может это и есть тот «момент истины», чтобы навести порядок?

Нормальные условия, оклад, и думаю, найдутся люди, которые захотят служить Родине. Только честно и достойно. Есть такие люди. Я был одним из них. Пока не окунулся во «всю красоту» нашей срочной службы Российской армии. И что хорошего? Иметь на бумаге большую, огромную армию? ЭТО ТОЛЬКО НА БУМАГЕ. А в реальности?

Может, хватит?

Выдержка из информсообщения:

Еще несколько лет назад премьер-министр РФ Владимир Путин заявил, что срок воинской службы по призыву увеличивать не планируется. «Это просто слухи, не имеющие под собой никаких оснований», — сказал Путин в ходе прямой линии с российскими гражданами, отвечая на вопрос о возможности увеличения срока срочной службы. «Решение принято. Оно состоялось. Срок службы — 12 месяцев, и ничего менять мы не собираемся», — сообщил Путин.

Кстати, именно он подписал 12 марта 2007 г. президентский указ о сокращении сроков военной службы по призыву.

Комментируя это решение, председатель комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Виктор Озеров заявил, что оно улучшит качество призывного контингента.

Подписанный указ президента России о сокращении сроков военной службы позволит, прежде всего, на мой взгляд, значительно улучшить качество и подготовку призывного контингента для военной службы в Вооруженных силах и других войсках, где законодательством предусмотрена военная служба,

— сказал Озеров «Интерфаксу-АВН».

Кроме этого, по мнению сенатора, переход в установленные сроки на 12-месячный срок военной службы повлияет на уменьшение коррупции, связанной с призывной кампанией в военкоматах. «Реакция нашего общества на факты коррупции в военных комиссариатах общеизвестна и нынешний указ, как мне кажется, поставил еще один существенный заслон грубым правонарушениям, связанным с проявлением взяточничества в сфере военных комиссариатов в ходе призывных кампаний

— отметил Озеров.

В свою очередь, заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-полковник Василий Смирнов выражал надежду, что переход на 12-месячный срок военной службы с 2008 г., нанесет удар по «дедовщине» в войсках.

Если сегодня в казарме живут, как правило, четыре призыва, то с 2008 г. в помещении кубрикового типа будет находиться один, от силы два призыва, что, безусловно, будет способствовать оздоровлению воинских коллективов, будет меньше неуставных взаимоотношений

— считает Смирнов.

Их бы устами...

P.S.

Корреспондент Pravda.Ru расспросил о проблемах армии Егора Анисимова, депутата ГД РФ, члена Комитета по образованию (Октябрь 2014):

...Основная проблема армии — это дедовщина. Несмотря на множество формальных изменений, это позорное клеймо продолжает оставаться в реалии нашей армии. Из-за него многие крепкие и хорошие ребята даже не хотят задумываться о службе.
Вынужден отметить, что за дедовщину отвечают не только военные руководители, но и сами служащие, считающие, видимо, этот гнусный пережиток прошлого актуальным...

25 717

Читайте также

Общество
Призрак полпотовщины

Призрак полпотовщины

Нет, «ордынство» или «быдло-вата» — не фашизм и даже не почва для фашизма. Это гораздо хуже. «Ордынство» — это сродни хунвейбиновщине или полпотовщине.

Ярослав Бутаков
Общество
Пять лет русской свободы

Пять лет русской свободы

Русская свобода была задушена, но целых пять лет её существования наложили серьезный отпечаток на русское национальное сознание. Такое просто так не проходит, и такое рано или поздно, но вспыхнет. Да что там, уже вспыхнуло — в 2011-2012 годах! Тогдашние события показали, что социальная апатия, столь вдохновлявшая бюрократию, призрачна, что люди готовы подняться на протест, только не достаёт, как сказали бы раньше, «субъективного фактора».
Перестройка всё-таки перепахала души людей.

Александр Елисеев
Общество
Мимо-социализация

Мимо-социализация

Мы давно не верим в сказки. Не верим в честных гаишников и добропорядочных депутатов. Зато верим в искренних учителей и врачей, ежедневно совершающих подвиг во имя общественного блага. Но если вдуматься — чем эти сферы фундаментально отличаются от любых других медвежьих услуг, назойливо предоставляемых нашим государством?

Михаил Пожарский